– Тиш-ше, тиш-ше, ш-шуткует она, – а старухе ответил уже в полный голос, который, правда, слегка при этом дрожал: – К-как вас-с не узнаеш-шь-то, Матрена Ивановна. Вы пош-што тутока?
– То мне лучше знать, пошто я где, а те незачем. А вот ты мне-ка на вопрос не ответил.
– На какой вопрос-с?.. Хочу ли я, ш-штоб вы с-сказали, понимает ли меня Марус-ся?
– А раззи ж я ишшо какой задавала?
– А вы ш-што, и в с-самом деле про Марус-сю с-сказать мож-жете? – округлил и без того гигантские желтые глаза «птер».
– Чичас вот поговорю с ей – и скажу.
– Да как вы с-с ней поговорите, еж-жели она… – взвился было Стёпик, но вспомнил вдруг, что рассказывали про старую «ведьму»: мол, она со зверями, будто с людьми, разговаривает, все их языки знает; и в нем вспыхнула дикая надежда: – Поговорите, Матрена Ивановна! Пож-жалуйста, поговорите!.. А мож-жет… мож-жет, вы ее по-человечьи говорить научите?..
– Ах, ты!.. – пристукнула вдруг клюкой по земле старуха. – Не петух ты, ошибалась я нашшот тя шибко!
– А-а… кто?..
– Козел безрогий, вот кто. Все вы, мужики, такие – хошь с крыльями, хошь без. Вам бы, окаянным, тока штобы вас понимали, да по-вашему с вами балакали, под вашу дудку плясали! А сам-то пошто ее понять не хошь, по-еенному говорить не научишься?!
– Ох, ты!.. – сел на землю «птер». – А ведь я и в с-самом деле козел… Как я с-сам-то до того не додумалс-ся?..
– А нечем, видать, думать-то, – сказала Матрена Ивановна. – Говорено ж было ужо: мозги-то те куриные Подземный Доктор вставил[9]. А теперича – брысь! Погуляй покеда. А мы с твоей Марусей по-девичьи пошушукаемся, косточки твои перемоем.
– Зачем мои кос-сточки мыть?
– Ну, не хошь – сам мой. Сказано те: брысь!
Старуха замахнулась клюкой, и «птер», хлопая крыльями, запрыгал к дальнему краю поляны. Там он залег, сожалея, что не может слиться цветом с опавшей листвой, и, старательно прислушиваясь, стал наблюдать за действиями Матрены Ивановны.
Горбатая «Баба-Яга» подошла между тем вплотную к Марусе и, поглаживая ее склоненную к земле шею, стала что-то шептать ей на ушко. Разумеется, с такого расстояния, говори старуха даже в голос, Стёпик всё равно ничего бы не услышал. Зато до его слуха долетало шипение подруги, теперь вовсе не злобное, а напротив – умиротворенное, даже будто бы ласковое. Это было удивительно, и у «птера» вновь затеплилась надежда: а вдруг старая «ведьма» и в самом деле понимает Марусю, говорит с ней на одном языке? Вдруг и ему потом расскажет, что думает о нем подруга, чего хочет, о чем мечтает?..
Матрена Ивановна оторвалась от «птеродактильши» и призывно махнула ему клюкой. Стёпик со всей прыти поскакал назад.