— Мама, — вдруг взвизгнула она, — он мертв! Папа убил человека!
— Кого убил, дуреха? — ворчливо поинтересовалась женщина, не выходя из избы. — Только что говорила, что стонет, значит жив.
Но девочка уже со всех ног бежала в сторону двери. Женщина удивленно проводила взглядом дочь. Ну и что? Они живут в горах, мало ли чудных людей, ищущих новых впечатлений, а может и старинных сокровищ. Они не раз уже спасали от гибели городских неженок, оступившихся на острых скалах. Шикнув на забившуюся под скамью дочь, женщина вышла во двор.
Селянин остановился перед калиткой и сбросил свою кровавую ношу. Женщина заметила, что голова мертвого юноши неестественно откинута. Приблизившись, она разглядела страшный разрез. Женщина побледнела и, охнув, тяжело осела на землю.
А муж её стоял, раскачиваясь и подвывая. Остекленелые глаза смотрели в никуда и ветер трепал его белые волосы.
— Хозяин? Что за хозяин? — Новость в деревне распространилась быстро, словно пожар при сильном ветре. Селянина увели в избу к старейшине. Мертвого мальчишку пока оставили лежать у его дома, из-за чего с девочкой Маськой случился припадок. Они с матерью закрыли все ставни и заперлись в доме, не отвечая на зов и стук сердобольных соседок.
Стайка деревенских баб, которых не пустили в избу к старейшине, сгрудилась у дверей, обсуждая происшествие.
— Да Голомей просто свихнулся, — шепталась бабка Варья с соседками. — Свихнулся и прирезал кого-то бедного путника.
— Откстись, Варья, — замахала на неё молодая женщина с низким лбом и глубоко посаженными глазами, — Голомей в жизни и муху не обидел…
— Муху не обидел, — согласилась Варья, — а человека порешил!
— А поседел-то как, вы видели? — задыхаясь от восторга, почти пропела маленькая сухонькая старушка. — А ведь еще и трех десятков не минуло…
— Утихните, сороки, — вышедший на крыльцо старейшина был стар и сед, но та властность и живой ум позволяли соблюдать порядок в деревне, за что люди его уважали и каждый раз вновь переизбирали на должность старейшины. — Не убивал Голомей. Он сам пострадал… умом тронулся.
— Я же говорила, — с присвистом зашипела неугомонная Варья.
— Разойдитесь, бабоньки, — старик устало отер пот со лба. — Сурьезное нынче дело, не след бабе лезть…
Вздохнув вслед переругивающимся женщинам, старейшина направился в гору по утоптанной столетиями тропинке. Ни разу еще он сам не ходил по ней.
От него лишь требовалось назначить дежурство, людей, которые будут ежедневно относить наверх, к огромным каменным воротам еду, которой было бы достаточно для одного человека.