— Ах ты, чертова дура! — тихо произнес он; Инга скорее почувствовала, чем услышала эти слова. — Ты хотела вырубить движок, так?
Яхта, оказавшись без рулевого, теперь прыгала вверх и вниз по волнам, как безвольный игровой мячик. Вода хлынула через борт. Мариус был с головы до ног мокрым; поражало, что он вообще еще мог держаться на ногах при такой качке. Дважды за последнюю минуту он уклонился от удара мачты — видимо, нутром почувствовал ее приближение, потому что взгляд его был устремлен лишь на Ингу, которая, скорчившись, сидела на верхней ступеньке, ведущей к каюте, застыв от боли. "Он выбил мне плечо", — подумала она с ужасом.
— Я хочу обратно, — с трудом промолвила женщина. — Пожалуйста, Мариус, давай вернемся.
— Я не вернусь к этим людям! — крикнул ее муж. — Никогда, слышишь? Никогда!
Инге удалось переместить свой вес таким образом, что она смогла сдвинуться на одну ступеньку ниже. Нечего было даже и думать о быстром передвижении, для этого ее боль была слишком сильной; но, может быть, она сможет как-то незаметно…
Несмотря на то что Мариус производил впечатление человека, который был не в себе, его инстинкты функционировали, и он почувствовал, что собирается сделать Инга. Его рука рванулась вперед и со страшной силой ударила по ее покалеченному плечу.
— Это чтобы ты быстрее оказалась внизу!
Инга еще смогла услышать, как он выкрикнул эти слова, прежде чем боль практически лишила ее остальных чувств. А затем она потеряла равновесие и упала вниз. Ее голова сильно стукнулась о какой-то предмет, и уже в следующее мгновенье бушующий шторм стал совсем тихим, а темные контуры Мариуса на светлом прямоугольном фоне выхода из каюты расплылись. Инга еще успела подумать, что ей обязательно нужно сохранять бдительность, что именно сейчас нельзя засыпать, но вокруг нее уже наступила ночь, и она не могла ни думать, ни чувствовать…
5
Ребекка пыталась не думать о тех словах, которые Максимилиан так яростно и со злостью — и при этом как-то печально — выпалил ей в лицо. Она пыталась вообще не думать о Максимилиане, но это ей не совсем удавалось. Она была вне себя от того, что ему так быстро и с такой легкостью удалось пробить ее кокон и затронуть то, что она так старательно пыталась держать подальше от себя, что постоянно, применяя всю силу своей воли, оттесняла на самый край своего сознания. Мысли о прошлом, о родном доме в Мюнхене, о своей работе, об активной деятельности, о коллегах и друзьях. О своей жизни с Феликсом и Максимилианом…
После своего развода Максимилиан Кемпер стал существенной частью этой жизни. Феликс порой говорил в шутку: "Мы усыновили Максимилиана". Он был будто еще одним членом семьи, которому всегда рады, которому не нужно заранее предупреждать о своем приходе, прежде чем он ввалится в дом; который часто ужинал вместе с ними, смотрел телевизор и болтал. Иногда он выпивал лишнюю рюмку и затем ночевал в комнате для гостей, а по утрам, шлепая тапками, приходил на кухню и смотрел, как Ребекка, в ночной рубашке и босиком, с взлохмаченными волосами и бледным, без макияжа, лицом готовит кофе. Все трое были настолько близки друг другу, что границы и дистанции между ними все больше стирались, и они представали друг перед другом без масок. У Ребекки никогда не появлялось ощущения, что она должна представать перед Максимилианом только полностью одетой и накрашенной, так же как и для нее ничего не значило, встретит она его в одних трусах по дороге в ванную или застанет еще в постели, зайдя попрощаться. А если Феликс был в отъезде по служебным делам, то Максимилиан часто жил вдвоем с Ребеккой. Никто не находил в этом ничего странного, но где-то за полгода до своей смерти Феликс однажды сказал: "Мне кажется, он влюблен в тебя".