А Борис уже совсем освоился в комнате, распорядился закуской, открыл вино и достал два стакана.
— Я, как человек новый в этом доме, буду пить из фужера, из второго, конечно, ты, Лидок, как будущая хозяйка.
Рита увидела, как смотрит Хангаев на парня, и крикнула:
— Боб, не борзей, это Ганечкин фужер.
— Молчу. Но предварительно, девочки, наведите маленький марафет: помойте тару, вытрите стол и потом по коням, как говорили предки нашего доброго хозяина.
— Ты моих предков не трожь!
— Прошу пардону. Все понял — предков необходимо уважать.
Когда сели за стол, Хангаев заметил, что исчезла банка с цветами, и сразу подумал на парня — только тот мог выкинуть их. Он почувствовал, как начинают мелко дрожать колени от злости и страха. Но злость перебарывала, и Хангаев почти поверил, что теперь даже Лидия не сможет помешать ему ударить губастого верзилу.
— Куда дел цветы?
— Какие цветы?
— Ромашки.
— Не видел я никаких ромашек.
— Ромашки? — спросила Лидия. — Ромашки спрятались, завяли лютики. Я выкинула их вместе с банкой. Там остатки кабачковой икры на стенках были. И хватит меня томить, хочу выпить моего вина…
Она говорила, а Хангаев молчал, и ему было стыдно, что он крикнул на гостя, стыдно за грязную банку и завядшие ромашки.
— А если машину назовут «Лидия»? «Ладой» же назвали — ты мне подаришь ее?
— Значит, обвинение с меня снимается? — поднялся Борис. — Все хорошо, все мирно. Грянули, девочки.
— Подарю, — шепнул Хангаев Лидии, — обязательно подарю.
Потом Борис начал вспоминать один за другим грузинские тосты, а когда Лидия предложила выпить за любовь, оказалось, что вино кончилось.
— Брось ты, какая в наш век может быть любовь. К тому же за нее поднимают третий тост, а у нас уже десятый, так я говорю, Боб, — Рита похлопала кавалера по щеке и многозначительно добавила: — А может, и больше.
— Второй, а не третий, если на то пошло, — капризничала захмелевшая Лидия.
— Нет, третий!
— Ерунда, для вас главное первый, а потом хоть тысячный.
— И дурак же мне достался.
— Не верь, Боб, ты умничка. Ганс Моисеевич, дай ему денег, пусть он сгоняет.
— Ганечка, не давай.
— А я хочу — за любовь! И танцевать хочу. Когда ты наконец купишь магнитофон?
— Хангаев достал деньги. Борис потребовал портфель и собрался уходить.
— А я пойду музыку раздобуду. Я хочу танцевать.
— Лидка, сиди!
— А ты кто такая? И ты молчи! Все молчите. Я хочу музыки и любви.
* * *
Когда они ушли, Рита присела рядом с Хангаевым.
— Зачем она тебе, Ганечка? Ты же для нее пустое место.
Хангаев наклонил голову, зажмурил глаза. Но слезы все равно выступили и покатились по щекам. Он вытирал их, а они текли и текли. Попробовал встать, чтобы сходить умыться, но Рита не отпускала, а у Хангаева уже не было сил вырваться.