– Не понимаю.
– Не знаю, как объяснить. Слова ведь… словами не передашь, как все было. Я не в силах рассказать, как все было на самом деле. Да и никто все равно не поймет. Люди пытаются понять, но не могут, и мне приходится рассказывать кучу всего лишнего, чтобы объяснить. Я слишком много говорю и чувствую себя после этого опустошенным и выжатым, и сержусь на самого себя за то, что так много болтал и предал их этой болтовней.
– А я не могу держать все это в себе.
– Ты единственная, с кем я могу поговорить о них.
Она берет кувшинчик с молоком.
– Но ты ведь понимаешь, что я не могу, – говорит она.
Наклоняет носик молочника, и кофе начинает окрашиваться в белый цвет.
– Да, я хорошо это понимаю, – говорю я.
«Дукати» с ревом пролетает перекресток с Эстерброгаде, шум двигателя заглушает все остальные звуки.
– Ты же понимаешь, что ничего не вернуть, – говорит она.
– Да.
– Мы не говорили с тобой об этом. И я подумала, что надо об этом поговорить.
– Ну вот, мы говорим.
– Да, да. Ты прав.
– Я уже в тот день понял, что между нами все кончено. По крайней мере, я из этого исходил.
Я беру с блюдца чайную ложечку и кладу ее перед собой на стол, нажимаю пальцем на ее изгиб и медленно вращаю ее вокруг этой оси.
– Ты и сам понимаешь, что мы бы не смогли, – говорит она.
– Да.
– Мы бы не смогли продолжать.
– Знаю.
– То есть ты…
– Майя, нет необходимости еще что-то разъяснять друг другу.
– Ты прав.
Я продолжаю вращать ложечку вокруг пальца. Майя следит за ней, потом переводит взгляд на проезжающие машины.
– Лежа дома у мамы, я хотела только одного – умереть, – говорит она. – Теперь я пытаюсь жить дальше. Оттолкнуться от того, что произошло, и начать сначала.
– Что означает это «сначала»? – спрашиваю я.
– Подняться и опять начать жить.
– С…
– Да.
– Так быстро.
– Да, мне необходимо сделать это снова.
Я киваю и отпускаю ложечку. Несколько минут мы оба молчим.
– Наверное, мне не следует говорить этого теперь, но я возненавидела тебя после того, как это случилось.
Я смотрю на нее.
– Я всех спрашивала о том, почему это произошло, – говорит она. – Как такое могло случиться. Я хотела знать, как такое вообще может случиться. И я много раз расспрашивала ту молоденькую акушерку, помнишь? Я ходила в больницу и говорила с врачами, с неонатологами в послеродовом отделении. С врачом в клинике, где мне делали искусственное оплодотворение.
– И что они сказали?
– Что никто не виноват в случившемся.
– Так и есть.
– Да.
– Ты хочешь сказать, что я виноват в том, что наши дети умерли?
– Нет.
– Но ты сказала, что возненавидела меня, так что ты, вероятно, имела в виду, что это была моя вина.