Майя пододвигает стул и садится.
– Почему я стала все забывать, это нормально?
Я улыбаюсь ей и начинаю разбирать продукты.
– Ты милый, – говорит она.
– С чего это?
– С того, что ты сходил в магазин, а теперь готовишь нам еду.
– Я не хочу быть милым, настоящий мужчина не хочет, чтобы ему говорили, какой он милый.
– Я знаю, но ты именно такой. Мой маленький милый мужчинка.
– Ты так это говоришь, как будто хочешь сказать – мой маленький милый евнух.
– Я этого не говорила.
– Но «милый» сказала.
– Да.
После еды Майя чувствует усталость. Выйдя из душа, она забирается на диван, укрывшись одеялом. Я убираю посуду в посудомоечную машину и устраиваюсь у нее под бочком. Провожу ладонью по ее животу.
– Чувствуешь их? – спрашивает она.
– Да.
Склоняюсь над ее округлившимся животом и разговариваю с ними. Рассказываю, как я рад, что скоро их увижу.
– Они всегда так тихо лежат, когда ты с ними беседуешь, – шепчет Майя.
Я целую ее живот и прижимаюсь к ней. Ее рука лежит у меня на груди. Я начинаю засыпать, слушаю, как она дышит, прислушиваюсь к новому для меня ощущению покоя. Немного погодя слышу, как кто-то идет по заснеженной улице, до меня доносятся приглушенные голоса посетителей, пришедших в ресторан.
16
Сквозь сон до меня доносится ее голос. Она говорит с кем-то, не со мной. Говорит только она, ее собеседник молчит. Слова проникают в мой сон. Обрывки далекого разговора, смысл которого я никак не могу уловить. Голос нарастает, расщепляя мои сны, втискиваясь в растущую щель между ними.
Я провожу ладонью по простыне, и моя рука не находит ее тела. Простыня все еще теплая в том месте, где она лежала. Я открываю глаза, вглядываюсь в темноту спальни. Майя по-прежнему с кем-то беседует, но слов не разобрать – бессвязный набор звуков, производимых голосовыми связками. Потом понемногу слова обретают форму, и я начинаю их узнавать. Голос доносится из гостиной. Майя говорит с кем-то по телефону, но обычно она разговаривает по телефону иначе. Сейчас она пытается сдержать в себе сильную тревогу, я слышу, как дрожит ее голос в промежутке между обрывистыми фразами.
– Да… да, – говорит она.
Потом снова.
– Да… да… да…
Это единственное слово, которое она произносит. Между этими «да» проходит несколько секунд – она слушает вопрос, который задает ей человек на том конце провода, да, да, она заставляет себя исторгать эти «да». Что это за «да», в ответ на что? С кем она говорит? Что это за человек? Часы на столике показывают начало первого ночи.
– Не знаю… нет… не могу сказать… да… мне кажется, так лучше всего.