— С огромной постелью, с ванной для двоих и с зеркалом на потолке, — улыбнулась мадам Жильбер.
— Такой номер в наш праздник был бы очень и очень кстати, не правда ли, ma tigresse?[145] — спросил мсье Жильбер у жены, и она улыбнулась и обняла мужа, над его плечом глядя в глаза Жанреми.
Мадам Женевьев придвинула им по столу ключ.
Раздавались мощные удары грома, а за ними — грохот, сопровождаемый шипением; набережную вновь и вновь освещали яркие молнии. Электрический свет на минуту словно вспыхнул, а потом погас. Теперь мрак в «Ар Мор» рассеивали только свечи на столиках. В интимной полутьме Жанреми заметил, как Жильбер ощупывает задницу своей жены.
И тут дверь со стуком распахнулась — и на пороге появилась Лорин. Она вымокла до нитки, под блузкой у нее отчетливо обозначились соски. Падриг жадно уставился на нее, мсье Жильбер жадно уставился на нее, и Жанреми захотелось всех их передушить.
— Падриг! — в ярости крикнул Жанреми. — Помоги мне в кухне. Мне надо включить запасной генератор.
Дождь забарабанил по стеклам с такой силой, что мадам Женевьев снова пришлось его перекрикивать.
— Давайте еще по кальвадосу, хоть согреемся.
Она налила шесть рюмок.
На небе воздвиглись черно-красные облачные горы. Молния разрезала полотнище неба словно ножницами.
Жанреми с Падригом запустили генератор, и свет снова вспыхнул; мрачное, чувственное волшебство, только что наполнявшее комнату, рассеялось в немилосердно резком неоновом освещении.
— А это еще что такое? — спросил Падриг и показал на припрятанный в холодильнике ящик с цветами и пачками писем.
Жанреми, не говоря ни слова, поднес к его лицу конверты. На каждом значилось имя Лорин и дата. Десятки любовных писем.
— И ты, идиот, так ей их и не отослал?
— А теперь не смогу. Я ее обидел. Все это… теперь для нее ничего не значит.
Падриг устало покачал головой.
Лорин надела куртку и достала все остальные свои вещи из узкого одностворчатого шкафчика в служебном туалете.
— Ты не отвезешь меня домой, Падриг? — попросила она.
Жанреми она не удостоила и взглядом.
Мадам Жильбер наблюдала за Жанреми, а мсье Жильбер любовался своей женой и улыбался, как будто все ему давным-давно известно и он со всем смирился. Он залпом выпил «kalva».
По-прежнему грохотал гром, струи дождя падали почти отвесно, рассекая воздух; за его туманной стеной исчезли Падриг с Лорин, а мадам Жильбер с мужем и мадам Женевьев, съежившись под громовыми раскатами, бросились ко входу в пансион.
Жанреми с Марианной остались в кухне одни, если не считать бутылки кальвадоса и ящика неотправленных писем.