. До конца августа у нас не выдастся ни денечка свободного; ну когда мне писать любовные письма?
— Ночью, — предложила она и добавила: — Маленький triñschin.
Слушая Марианну, мадам Женевьев украдкой улыбалась за стойкой бара. Она проверяла, хватит ли вина, до блеска ли начищены столовые приборы, бокалы, солонки и перечницы.
Мадам Женевьев возносила всем бретонским богиням благодарность за новую кухарку. Марианна прибралась в гостинице, выстирала и выгладила тонны простынь, наволочек, скатертей и гардин. Марианна возродила гостиницу к жизни.
Женевьев убедилась, что ее черное платье застегнуто на все пуговицы, и так туго зачесала волосы, что у нее заболели виски. На сей раз ей повезло. У Марианны была такая широкая душа, что туда мог зайти танкер. Хозяйка гостиницы пожалела, что сама она не столь отзывчивая и добросердечная.
Да, и в ее жизни бывали мгновения, когда казалось, что ее душа способна вместить все. Когда рядом с ней был тот, кого она любила, когда она кожей ощущала обнаженность бытия, по сравнению с которой все делалось не важным, когда любовь переполняла ее сердце и оно было готово принять в себя весь мир.
Но потом все изменилось. Судьба обрушила на нее свой гнев. Женевьев вздохнула и вышла из ресторана на набережную. На террасе садовники как раз высаживали однолетние сеянцы в фаянсовые горшки и выкашивали неопрятную траву у входа в гостиницу.
Лорин стояла, обняв метлу, которой должна была подметать террасу «Ар Мор». «Mon amour, oh, mon amour, — шептала она метле, — je t’aime[94], я тебя хочу, прямо сейчас, да, сейчас», — повторяла она и стала пританцовывать, прижав метлу к груди.
— Лорин!
Та в испуге выпустила метлу и со стуком уронила на блестящий пол. Лорин покраснела до самой челки.
— Да что с тобой! Ты совсем замечталась!
— Да, мадам. Я вообразила, что это мой возлюбленный, и мы оба голые, и он…
— Молчать! — гаркнула Женевьев.
Лорин подняла метлу и прижала ее к себе.
— Иди домой и мечтай там!
— Но его там нет.
— Его и здесь нет.
С этой девицей Женевьев теряла терпение. Природа создала ее влюблять в себя мужчин, а что она делала вместо этого? Сама влюбилась без взаимности.
Мадам Женевьев вырвала метлу у Лорин из рук.
В это мгновение на набережную по пандусу съехал старенький «рено».
Женевьев побледнела и вцепилась в ручку метлы.
Из «рено» вышел высокий, жилистый человек в джинсах, в белой рубашке с закатанными рукавами. В молодости он, вероятно, был хорош собой, а теперь его красота превратилась в выразительность, мужественность и силу, чувствовавшуюся во всем его облике.