— Сто пятьдесят два евро, — повторила Колетт, ушам своим не веря. — Неплохо же он зарабатывает клеветой на женщин!
За это пекарь наградил ее осуждающим взглядом.
— Защита от злых чар неоплатна! Ла Мер берет за снятие порчи с ферм по сто пятьдесят два евро, с офисов — по сто двадцать два, а с домов — девяносто два.
— А что Морис? — жадно спросила помощница.
— Не на ту напали! Она недолго думая подала в суд за клевету! Якобы вся деревня устроила на нее охоту, как на настоящую ведьму! Якобы ее детям в школе плевали в лицо! А после этого она прокляла Ла Мера, и теперь его дар стал ослабевать. Мы должны молиться, чтобы силы к нему вернулись.
— Что ж, — подчеркнуто произнесла Колетт, — я не верю в целителей, творящих чудеса, которые вроде этого Ла Мера бегают кругом дома с мокрой тряпкой в руке и так изгоняют дьявола. Зато я верю, что багеты и flûtes[117] пора вынуть из печи. Жеральдин, обслужите меня, пожалуйста. Или вы больше не продаете хлеб нормальным людям?
Когда Марианна и Колетт, хихикая, выходили из boulangerie[118], Марианна столкнулась с каким-то человеком, который, погруженный в свои мысли, задумчиво глядел в небо. Она попросила извинения и подняла на лоб черные очки.
— Янн, это ты! — обрадовалась галеристка.
По обычаю обменявшись с ним троекратным поцелуем, Колетт обратилась к Марианне.
— Позвольте представить вам самого недооцененного художника Франции, мадам. Янн Гаме.
Марианна почувствовала, как пузырьки у нее в груди забурлили и запенились с новой силой. Как он на нее смотрел!
На сей раз Янн взял Марианну за руку и поднес ее к своей груди. Рука у него оказалась на удивление сильная.
— Привет, Марианн, — серьезно сказал он.
Она невольно закрыла глаза, почувствовав губы Янна на своей щеке. Он поцеловал ее сначала в левую щеку, потом в правую, а на третий раз его поцелуй был особенно нежен, и он почти коснулся губами уголка ее рта. Сама она не поцеловала его в ответ, она словно окаменела и замерла. Марианна испугалась, что теперь застынет навсегда, превратится в такую кривую дубовую ветвь.
— Привет, Янн, — проскрипела она, ну точно как надломленная ветка.
Боже! Он же не мог знать, что он первый мужчина после Лотара, который ее поцеловал! Здесь целовались все, постоянно, но для Марианны поцелуй был чем-то столь же интимным, как…
Господи, ее мысли прыгали, как воробьи. Она подумала о Лотаре и о том, что могло последовать за поцелуями.
— Alors[119], мне пора за работу. Тут ко мне приезжали какие-то безумные англичане, хотят весь дом завесить картинами. Не буду их разубеждать. — Колетт посмотрела на часы. — Убегаю. Янн, кстати, покажи мадам желтого Христа в часовне Тремало. Чтобы она поняла, почему наш край называют pays de Gauguin