Когда я собиралась в «Шварцберг», я выложила почти все снаряжение из сумки. Ведь я ехала отдыхать. Булавка-микрофон занимала так мало места, что я просто не обратила на нее внимания. Наверное, где-то в глубине души предчувствовала, что спокойным, мирным и размеренным мой отдых не станет.
Почему-то я всегда оказываюсь там, где тайны, преступления и беда. Один мой близкий друг как-то сказал, что я, Евгения Охотникова, притягиваю неприятности. Это не так. Просто я обладаю несколько необычным жизненным багажом и полезными навыками — к примеру, стрельбы или рукопашного боя. Поэтому в ситуации, когда обычная девушка забивается под кровать и пронзительно визжит, Женя Охотникова берет фонарик и топор и идет посмотреть, что это там шуршит за дверью в подвал.
Роль недалекой, простодушной туристки из России удалась мне на славу. Кажется, мне удалось провести комиссара Розенблюма. Мы еще минут пятнадцать поиграли в кошки-мышки — толстяк задавал мне каверзные вопросы, пытаясь поймать на вранье и нестыковках, но меня голыми руками не возьмешь. В свое время, в «Сигме» нас учили выдерживать допросы с применением физического воздействия, так что попытки швейцарского полицейского меня расколоть только смешили.
В конце концов Розенблюм вздохнул и сообщил, что я могу удалиться к себе. На прощание комиссар произнес:
— Надеюсь, не нужно напоминать, чтобы вы не пытались покинуть «Шварцберг» до выяснения всех обстоятельств?
Я не собиралась уезжать, но на всякий случай принялась возмущенно верещать, что это произвол и ущемление прав и свобод человека. И что в такой стране, как Швейцария, я могла бы рассчитывать… и так далее. Комиссар сразу перестал быть любезным. Выслушивая мой монолог, толстяк сжал челюсти и барабанил пальцами по столу. А потом произнес — очень жестко:
— Надеюсь, вы меня поняли. Или мне ждать от вас неприятностей?
Я попятилась, дрожащим голосом заверила, что прониклась важностью полицейского расследования и проблем со мной не будет, и выскользнула за дверь. Отлично! А теперь скорее в номер, надо настроить телефон на прием сигнала моего «жучка».
Я так торопилась, что едва не сбила с ног синьору Фаринелли. Хотя вряд ли бы мне это удалось — оперная дива весила втрое больше меня, а ростом уступала лишь немного. Примадонна ухватила меня за рукав с явным намерением поговорить. Странно, за все время в «Шварцберге» мы и десятком слов не обменялись! От удивления я не попыталась сопротивляться и позволила притиснуть себя в угол. Я заметила, что Сильвана Фаринелли выглядит как человек, переживший шок, — желтовато-бледная кожа, сухие бледные губы, запавшие глаза. Неужели на певицу так подействовала смерть незнакомого человека? Или… или «афганец» Саша не был ей так уж незнаком?