В этот момент мужчина в ковбойской шляпе подошел поближе и опустил двадцать долларов в футляр моей гитары. Делия встала и обняла его, — в ответ он добавил к деньгам свою шляпу, — и при этом не пропустила ни одной ноты или интонации.
Пока она стояла, привлекая внимание большинства людей на главной улице, я думал о двух вещах. Ее голос, хотя и не такой, как раньше, по-прежнему был очень хорош, а вокальные возможности и кураж стали даже еще лучше. Но проблема, над которой я ломал голову, не имела никакого отношения к ее таланту, зато имела прямое отношение к ее выбору песен. Все песни, которые она спела, стали знаменитыми благодаря уже умершим исполнителям. Среди них не осталось ни одного живого артиста. А еще бросалось в глаза, что она не исполнила ни одной собственной песни.
Ни одной.
Пока я об этом размышлял, она повернулась ко мне:
— Есть какое-нибудь место, куда я могу пойти, и чтобы ты не последовал за мной?
— Наверное. Но нам потребуется много времени, чтобы найти его.
Она посмотрела на мою руку, потом на меня.
— Когда ты снова начал играть?
— Через несколько лет после возвращения.
— Но я думала, что твоя рука…
— Так и было.
— Что ты сделал?
— Девять или десять тысяч повторений пяти или шести разных упражнений.
— Сейчас ты играешь лучше, чем тогда. — Теперь она повернулась спиной к улице; народ решил, что шоу закончилось, и стал расходиться.
— Не знаю. — Я внимательно посмотрел на свою руку, выпрямил пальцы, потом сжал кулак. — Тогда мне казалось, что я играю замечательно.
Она коротко кивнула:
— Так и было.
— Кстати, о гитарах, — сказал я. — Что случилось с тем «Макферсоном»?
Ее подбородок опустился, глаза забегали. На смену уверенному трубадуру моментально пришел недотрога или, хуже того, неудачница. Она коротко пожала плечами:
— Нужны были деньги за аренду.
— Жаль. Мне нравилось, как она звучит.
Мы тыкали щупами по краям давно сложившейся истории. Если бы этот разговор зашел глубже, то мы бы содрали коросту, нараставшую в течение двадцати лет, и я был совершенно уверен, что мое сердце этого не выдержит.
Она сменила тему.
— Знаешь, твои длинные волосы, корявая рука и механический голос на самом деле маскируют тот факт, что ты так же хорош, как раньше. В этом городе ничего не знают, верно?
— Время от времени я где-то играю.
Она посмотрела в направлении «Лэриэта», расположенного в нескольких кварталах от нас, потом снова взглянула на меня. Вид у нее был немного смущенный.
— Пятьдесят на пятьдесят, ладно? Но этот, как-его-там, берет себе десять процентов.
— Бери себе. — Ее предложение говорило о том, что Фрэнк рассчитывает на большее. — И дай мне подумать, что я могу предпринять насчет денег.