— Откуда?! Мы пушки в Белой Церкви оставили!
А воевода Шереметев улыбается:
— Большие оставили, а те, что поменьше, мы в санях под сеном везли. С пушками на душе легче.
— А ты — хитрец! — улыбнулся суровый Хмельницкий. — С таким в товарищах воевать надёжно. Может, в пушках твоих наше единственное спасение!
Весь день шёл бой. Теряли воинов наступающие, но и осаждённые тоже несли большие потери.
Вечером Хмельницкому доложили: дрова у кашеваров на исходе. Завтра кулеша будет не на чем сварить.
Собрали казаки раду — общий казачий совет. Русские воеводы и часть стрельцов тоже пришли…
— Помощи нам ждать не от кого, — сказал гетман тяжкую правду. — Гонцов, каких мы вчера послали, враги изловили. Вон их головы на пиках перед табором. Стоять нам здесь невозможно. От мороза все перемрём. Выход один — пробиваться назад к Белой Церкви.
— Верно! — сказали казаки, но воевода Шереметев возразил:
— Идти обозом невозможно. У врагов наших сильная конница, нас вырубят. Мы сильны пушками, а пушки на ходу будут нам не защита, а только обуза.
— Таборы не только нам, но и дедушкам нашим верно служили, — сказал гетман. — В таборе казак вдвое сильней.
— У русских в обычае такой войны нет, — всё ещё сомневался Шереметев. — Как это табором идти?
— А очень просто, — объяснил Хмельницкий. — Поставим сани в два-три ряда с обеих сторон. Войско между саней и пойдёт.
— Но такую оборону легко прорвать!
— Прорывают, — вздохнул гетман, — Но дальше оставаться в поле нельзя. Уже многие обморозились. И надежды — никакой. А когда пойдём к дому, не только люди — лошади станут веселей.
Кто-то из казаков крикнул:
— Эй! Не робей! Бог не выдаст — свинья не съест!
Глубокой ночью казачий табор ожил, выстроился, двинулся в путь.
Впереди грянул залп пищалей, захлопали одиночные выстрелы, зазвенел металл о металл — голова табора пробивала и пробила кольцо окружения.
Враги не думали, что Хмельницкий осмелится идти напролом по голой степи. Дрожащее в продуваемых, промороженных шатрах войско было поднято и брошено в ночной бой.
Табор двигался медленно. Он ведь раздался вширь, сани тащились по целине. Оглобли задраны кверху. Лошади не спереди, как всегда, а внутри табора.
Василий с Васильком, со стрельцом дядькой Харитоном, с бывалым запорожцем Гмырей ехали в санях, прикрывавших табор с тыла. Сани здесь поставлены были в восемь рядов, по три в ряду. Их накрепко связали между собой. Десять стрельцов и десять казаков сидело в санях.
Бой шёл впереди. Там и полыхало, как в грозу, и гремело. Побитый враг чёрными тенями откатывался в ночь, и было в его повадках — волчье.