Двойственная роль А. Н. Оленина, который, под видом самой искренней дружбы к Крылову, по заданию правительства проводил негласную, «направляющую» форму политического над ним наблюдения и неофициальной цензуры, была давно ясна самому Ивану Андреевичу. Эта «дружеская», под видом «добрых советов», цензура уже не раз показывала свои коготки, куда более острые, чем у цензуры официальной.
В басне своей «Соловьи» Крылов недвусмысленно говорил о собственной участи:
«А мой бедняжка соловей.
Чем пел приятней и нежней,
Тем стерегли его плотней».
Дочь Оленина, Варвара Алексеевна, объясняя позже библиографу В. Ф. Кеневичу скрытый смысл некоторых крыловских басен, против басни «Соловьи» сделала собственноручное примечание, гласящее, что басня эта написана «Для батюшки — А. Н. Оленина». Варвара Алексеевна точно знала, что под «соловьем» Крылов подразумевал себя, и под «стерегущим его» — Алексея Николаевича Оленина[39].
Крылов понимал, что без Оленина ему будет еще труднее. И он делал из своего «мецената» ширму не только для сатиры.
Когда разразились события 14 декабря 1825 года, Крылов, отнюдь не полностью разделявший взгляды восставших, посчитал своим долгом быть на Сенатской площади.
Сами декабристы, завидев массивную фигуру баснописца, закричали ему из каре, чтобы он немедленно уходил. Восставшие всячески оберегали от риска крупных писателей, в том числе и Крылова. Крылов понял, что он на площади бесполезен, и мудро, не заходя домой, прямо пошел к Олениным, где и рассказал о своем похождении, которое было вызвано якобы простым любопытством. «Я думал, что пожар», — говорил баснописец, надеясь, что всем известная анекдотическая его страсть смотреть пожары спасает его от ответственности.
Варвара Алексеевна Оленина в этот день записала в своем дневнике:
«Крылов 14 декабря пошел на площадь к самим бунтовщикам так, что ему голоса из каре кричали: Иван Андреевич, уходите, пожалуйста, скорей!»
На вопрос Олениной Крылову: «Зачем он туда пошел?» — баснописец ей ответил более откровенно: «Хотел взглянуть на участников восстания»…[40]
Несмотря на всю маскировку, Крылов все-таки не избежал неприятностей. Его вызывали на беседу-допрос к самому Николаю I. Последний, однако, решил, что трогать пользующегося всенародной любовью баснописца не стоит.
Дело о «походе» Крылова замяли.
Возвращаясь к описанию экземпляра басен 1825 года с автографом Ивана Андреевича, нетрудно установить путь, по которому книга эта попала в мою библиотеку.
Дореволюционный петербургский антиквар, занимавшийся к тому же библиографией и издательским делом, — П. А. Картавое сообщил в своем «Литературном архиве», что личная библиотека и бумаги Оленина были в 1900 году приобретены у его наследников книгопродавцем В. И. Клочковым. Большинство книг и бумаг А. Н. Оленина Клочков продал в Публичную библиотеку в Петербурге, остальное пустил в розницу в своем магазине