– Я была влюблена в тебя с четырнадцати лет.
Слёзы бегут вниз по моему носу, застыв на губах, прежде чем я облизнула их.
– Я всегда был влюблён в тебя, – незамедлительно ответил мужчина.
И на этот раз я ухожу, желая поверить ему. Но насколько это разбивает моё сердце – как и любую другую часть меня – я не могу быть уверена в том, что всё, что говорил мне Айзек, с тех пор как вернулся – правда.
Суть в том, что я не могу поверить его словам. Не могу поверить его любви. Не могу поверить ему.
– Она умерла.
Мой отец произнёс те слова, которые я боялась услышать больше всего. С того момента, как мы навестили тётю Либби вместе с тётей Соф, прошло шестнадцать дней. Я не приезжала к ней несколько дней, поскольку дядя Дейн не хотел перегружать её посетителями. Она слишком уставала, хотя, казалось бы, тётя Либби наслаждалась компанией. А потом внезапно её состояние ухудшилось. Её здоровье было настолько шатким, что женщину поместили в карантин, и только моему дяде и кузенам разрешали увидеть её. Прошло меньше тридцати шести часов, как запрет на посещение сняли, и нам велели в последний раз попрощаться с тётей Либби. Я собиралась приехать днём. Но теперь я опоздала.
– Ты в порядке, милая?
Фыркнув на слова папы, я почувствовала, как мой желудок перевернулся. Утерев с губ воображаемую рвоту, чувствую, как на лбу выступил пот.
– Я буду в порядке, пап, – лгу ему я.
– Я могу приехать.
– Нет, – выкрикиваю я, внутренне проклиная себя. – В смысле, тебе нужно остаться с мамой.
Моё оправдание звучит неуверенно, и это не укрылось от папы, но он предпочёл сделать вид, что не заметил.
– Ну, я здесь, если понадоблюсь тебе. И, Ливви, я хочу, чтобы ты завтра приехала на ужин.
Я уже хотела было возразить, но мужчина опережает меня.
– Без оправданий. Завтра, – требует он.
Я тихо выдыхаю, всё ещё оставаясь на линии.
– Хорошо, пап. Увидимся завтра. Позаботься о маме.
– Всегда, малышка. Люблю тебя.
– И я люблю тебя, пап. И передай это от меня и маме.
Закончив разговор, я чувствовала себя опустошённой. Обычно это состояние мне не присуще, но эта потеря ударила по всем нам. И, пожалуй, это напомнило мне, что мои родители не молодеют. Не считая Лоусона, самая младшая среди кузенов и кузин – я. Раньше я думала о своих родителях, как о людях среднего возраста… Но больше нет. То, что я появилась в их жизни так поздно, значит лишь то, что им обоим по шестьдесят лет, и мне придётся столкнуться с тем, что они не всегда будут рядом.
Необходимость танцевать буквально подавляет меня, но с тех пор, как я увидела, что и Айзек танцует в том же зале – ноги моей в студии не было. Прошёл час, а я всё ещё пялилась на стену спальни, где застал меня папин звонок, и телефон всё так же лежал на моих коленях. На мне всё ещё были пижамные штаны, и я знала, что мои волосы сейчас просто в кошмарном состоянии. На прикроватном столике стояла полупустая баночка Tango