– Зачем ты пытался украсть Джереми Мервиса?
– Да я же пошутил.
Он изучает меня так же, как теперь разглядывает родителей, словно не уверен, можно ли мне доверять.
– Трудно учиться в четвертом классе, когда все знают, что ты брат похитителя детей.
Руки у меня трясутся, но я не хочу, чтобы он это видел, поэтому вцепляюсь в руль так, что белеют костяшки пальцев, а потом прошу его рассказать, как там все прошло в гостях. Я едва слышу его из-за стука сердца, которое с грохотом бухается о грудную клетку.
Либби
Рейчел хочет знать, что произошло. Это человек, который прошел с тобой через все самое худшее. Когда вы с ней встретились, ты занимала сразу две больничные койки после того, как тебя спасли из собственного ДОМА. Она оставалась рядом и любила тебя во время всех твоих страданий, как мать, вот только она тебе не мать.
Я говорю ей, что не хочу об этом разговаривать, не сейчас, и почти всю дорогу до дома мы молчим.
У себя в комнате я открываю книжку «Мы живем в замке». Хотя она и совершила ужасный и жуткий поступок, Мари Кларисса не чувствует ничего – ни боли, ни раскаяния, не испытывает никаких эмоций. Даже когда селяне заходят на ее землю и распевают о ней песенки:
Маркиса, – сказала Конни, – чашку чая нате!
Нет, – сказала Маркиса, – вы меня отравите!
Маркиса, – сказала Конни, – мы бы спать вас положили,
Там, на кладбище, на дальнем, глубоко в могиле.
Маркиса и так вполне счастлива, живя в доме в обществе сестры, но она все же думает о селянах и очень хочет, чтобы языки у них сгорели вместе с головами.
Я вспоминаю, как боль и злоба переполняли меня настолько, что мне хотелось одного: чтобы языки сгорели у всех, кто причинил мне боль, особенно у Мозеса Ханта. Но вот в чем штука – Маркиса отравила всю свою семью. А мое единственное преступление состояло в том, что я была толстой.
Джек
– А почему ты не остался в гостиной с другими детьми?
– Мне что-то не хотелось играть в их игры. Я ушел на заднее крыльцо повторять свою роль.
Плач, похоже, прекратился, но он не смотрит мне в глаза.
– А Тамс и остальные хотели, чтобы ты играл вместе с ними?
Он пожимает плечами.
– По-моему, они и так без меня обходились.
– Но с Тамс ты дружишь, да?
На каждый ответ у него уходит по несколько секунд, и я слышу в его голосе боль. В которой виноват я.
– Вроде да.
Я оставляю его в покое, мысли у меня путаются, а сердце по-прежнему громко колотится.
Когда мы тормозим у нашего дома, Дасти произносит:
– Джек?
– Да?
Мне хочется, чтобы он сказал, что прощает меня, что все-таки меня любит.
– Как же мне жаль, что ты пытался выкрасть Джереми.