Они продолжают таращиться, а она останавливается передо мной и передает мне записку.
– Вот.
От этого у девушек начинается приступ хохота, и я почти слышу, как начинают вертеться жернова мельницы, разносящей сплетни по всей округе.
Либби
После уроков я спускаюсь на один пролет по лестнице из вестибюля в мрачный подвал. Здесь располагается старая баскетбольная площадка, на которой проходили игры еще до того, как был выстроен спорткомплекс за миллион долларов, вмещающий десять тысяч зрителей. Джек Масселин развалился на скамейках открытой трибуны, вытянув ноги и уперев локти в вертикальную часть лестничной ступеньки. Он о чем-то разговаривает с Тревис Кирнс из редакторской группы, улыбчивой девушкой с длинными каштановыми волосами, и с парнем с гладкой бритой головой. Это, наверное, Кешон Прайс, звезда баскетбола. Они вслушиваются в каждое слово Джека Масселина. Он поднимает взгляд, замечает меня, но при этом продолжает говорить.
А может быть, он и не видит меня. Хотя я тут самая крупная девушка.
Я сажусь в стороне от них, на первом ряду. В этом зале уместится, наверное, человек шестьсот, и есть тут что-то такое, от чего становится грустно и тоскливо, как бывает в заброшенных местах, которым, конечно, этот спортзал и является. С каждым новым смешком, доносящимся до меня сверху, я чувствую себя все более и более невидимой. Входят еще два ученика, но я их не знаю по именам. Девушка садится рядом со мной, всего в полуметре, а парень занимает место на ряд выше. Девушка наклоняется в мою сторону и произносит:
– Меня зовут Мэдди.
– Либби.
– Вот здесь и происходит неформальное обсуждение школьных проблем? Здесь все собираются?
Именно в этот момент заявляется мистер Левин.
– Привет, привет. Спасибо всем, кто сегодня пришел сюда. – Он останавливается перед трибуной, уперев руки в бедра. На нем оранжевый галстук-бабочка и такого же цвета кроссовки. Если бы не седина, его можно было бы принять за одного из нас.
– Давайте-ка разберемся со всем этим прямо сейчас, – начинает он. – Я не собираюсь говорить с вами на тему о важности толерантности, равенства и о том факте, что тут замешаны мы все, потому что не считаю вас тупицами, полностью лишенными моральных принципов. Я думаю, что все вы достаточно умны, просто умудрились совершить глупые поступки. Кто хочет начать?
Мы сидим и не двигаемся с места. Замолкает даже Джек Масселин. Мистер Левин тем временем продолжает:
– Ну, как насчет того, чтобы ответить на простой вопрос «Почему я здесь?». Но только мне нужна настоящая причина, а не что-то вроде «директор Вассерман заставила меня прийти сюда».