Затем он дал ей мудрый совет — собраться с духом и продемонстрировать выдержку. Именно этого ожидают от нее люди:
Не знаю, что еще можно сказать, прошу лишь вспомнить, что время лечит и облегчает наши страдания. Вам же, от кого ожидают все редкостного самообладания, ибо ежедневно при всех неприятностях Вы доказывали присутствие духа. Вам следует немедля и решительно взять себя в руки. Хотя Вы понесли тяжелую потерю, лишившись великого отца Вашего… это не первый удар, который обрушился на Вас по воле жестокой и злой судьбы. Душа Ваша должна бы уже привыкнуть к таким ударам, вы так много их испытали.
«А еще, — добавил он, — не обращайте внимания на тех, кто посмеет предположить, что Вы оплакиваете не столько Вашу потерю, сколько ухудшение собственного Вашего положения…»
Лукреция оказалась в изоляции. Она хорошо знала, что, кроме членов семьи Борджиа, никто не станет оплакивать смерть ее отца или злую судьбу брата. Знала она, что в числе таких злопыхателей были родственники ее мужа. Письмо Эрколе к его послу в Милане, Джанджорджио Серени (город в то время находился во власти французов), ясно отражает чувства герцога: «Понимая, что многие сейчас спрашивают у Вас, какое впечатление произвела на нас смерть папы, сообщаю: неприятных чувств это событие у нас не вызвало», и с поразительной неблагодарностью Эрколе добавил:
Ни от одного папы не получали мы столь мало милости, как от этого… С огромными трудностями добились от него того, что он обещал, на большее он не расщедрился. Ответственность за это возлагаем мы на герцога Романьи. Он поступал с нами, как хотел, обращался, как с посторонними, чужими ему людьми. Никогда не был он с нами откровенным: не делился своими планами, в то время как мы постоянно сообщали ему о своих намерениях. И, наконец, его всегда тянуло к Испании, мы же оставались добрыми французами. Не ждали мы ничего ни от папы, ни от Его Сиятельства. А посему смерть понтифика не стала для нас горем, и от упомянутого герцога в будущем нам ждать нечего…
Серени должен был показать это письмо Шомону (французу, губернатору Милана) в качестве доказательства преданности Эрколе, однако говорить на эту тему надо было осторожно, а письмо вернуть через Джанлуку Поцци. Эрколе все еще раздумывал, куда податься, если Чезаре вдруг поправится и укрепит свою власть. Людовику, однако, он говорил то, что и хотел от него услышать французский король. Лукрецию же не навестил, хотя и был в Бельригуардо. неподалеку от Меделаны.
В начале сентября Бартоломео де Каваллери. посол Эрколе в Маконе, сообщил о многозначительной реакции французского короля: «Его Христианское Величество спросил меня, знаю ли я о чувствах мадонны Лукреции, выказанных ею по случаю смерти отца. Я ответил, что мне это неизвестно. Тогда он добавил: “Я знаю, вы всегда были недовольны этим браком”. Я ответил, что так оно и есть, и если бы Его Христианское Величество сделал то, что обещал, и не стал бы писать Вашему Превосходительству с целью вынудить Вас дать согласие, брак этот никогда бы не состоялся. Он заметил: “Все, что ни делается, к лучшему”, — и добавил, что мадонна Лукреция неверна дону Альфонсо…»