Пендергаст придумал несколько возможных ответов, но решил, что ни один из них не будет приемлемым.
– Ты сделал его таким, каким он стал, – продолжила она тихим голосом, и ее глаза при этом ярко заблестели. – Он рассказал мне о Событии.
– Так и есть, – согласился Пендергаст. – Это была глупая детская ошибка, и я сожалею о ней каждый день. Если бы я знал, чем это кончится, то никогда бы не загнал его в то ужасное устройство.
– И все же это не то, что меня беспокоит. Меня беспокоит, что несмотря ни на что, он пытался выбраться из мрака, в котором провел столько лет. Он создал Халсион. Это был его способ уединиться, отгородиться от всего мира, его безопасное убежище. Кроме того, я думаю, он построил его, чтобы обезопасить весь мир от него самого. Но затем он совершил ошибку – влюбился в меня. А я… меня поглотила жажда мести.
Внезапно она пристально посмотрела прямо в глаза Пендергаста.
– Понимаешь, мы две стороны одной и той же монеты, ты и я. Ты – по крайней мере, частично – превратил Диогена в монстра, которым он был. Я же теперь уничтожила хорошего человека, которым он с таким трудом пытался стать.
– Ты действительно веришь, что он говорил тебе правду? – мягко спросил Пендергаст. – Что он любил тебя? Что он оставил позади израненную и порочную часть своей души?
Констанс глубоко вздохнула.
– Он действительно оставил порочную часть своей души позади – настолько, насколько смог. Я не думаю, что он когда-нибудь сможет освободиться от нее – по крайней мере, полностью. И да: он любил меня. Он исцелил меня, он спас мне жизнь. Он поступил бы так же, даже если б я не согласилась остаться с ним на Халсионе. В те дни, что мы провели вместе… он не говорил бы такие слова, не делал бы подобных вещей, если б он не любил меня очень сильно.
– Я понимаю. – Пендергаст замялся. – И, прости мою грубость, но, что именно… хм… ты с ним сделала?
Констанс все также осталась сидеть в кресле. Несколько мгновений она не отвечала, но когда, наконец, заговорила, то ее голос прозвучал очень тихо:
– Алоизий, надеюсь, ты поймешь, если я попрошу тебя дать мне торжественное обещание никогда, никогда больше об этом не спрашивать.
– Конечно. Прошу простить мою бестактность. Последнее, что я хочу сделать, это вмешиваться в твои дела или каким-то образом огорчать тебя.
– Тогда все забыто.
За исключением того, что фактически это было не правдой. Во всяком случае, Констанс теперь выглядела более обеспокоенной и более возбужденной. Она вернулась к созерцанию огня, и разговор прервался. Только через несколько минут, она снова взглянула на Пендергаста.