Генри коротко произносит что-то недоброе и отходит от камина в моей комнате к окну, где стоит и смотрит на вьюгу.
– Как они могут требовать от вас такого? – спрашивает он, все еще глядя в окно. – Как может брат требовать подобное от своей невинной сестры?
– Главное, что это придется сделать, – напоминает Гамильтон, начиная откровенно беспокоиться. – Вы должны показать всем лордам, что в совете все едины и что совет – это целостность. Люди должны это видеть. Но это будет неприятно и ему тоже: ему придется преклонить перед вами колени и принести вам присягу.
– Да я бы плюнул ему в лицо! – горячится Генри. Потом он поворачивается ко мне с неожиданным отчаянием во взгляде. – Вы же не станете этого делать? Вы не вернетесь к нему?
– Нет! Никогда! И ему не позволено меня целовать, – говорю я, запаниковав. – И держать меня за руки.
– Ему придется принести присягу, – терпеливо повторяет Гамильтон. – Он не может причинить вам зла. Мы все будем рядом с вами. Он встанет перед вами на колени и протянет к вам сложенные руки, и вы возьмете его руки в свои. А потом он поклонится и поцелует вашу руку. И все.
– Все?! – взрывается Генри. – Да все подумают, что они снова стали мужем и женой!
– Не подумают, – говорю я, находя отвагу в своем отчаянии. – Он принесет мне присягу, а значит, я победила. Тридцать шагов. Нам надо пройти около тридцати шагов. Не думай, что это будет что-то значить, не думай, что это будет означать, что я не люблю тебя, и не думай, что это значит, что я снова принимаю его как мужа. Потому что я клянусь тебе, что не сделаю этого. Но мне придется пройти рядом с ним и придется взять его за руку, и мы просто будем вдовствующей королевой и графом Ангус, которые ведут лордов на заседание совета.
– Это невыносимо! – Он ведет себя как маленький ребенок.
– Ты должен это вынести, ради меня, – спокойно говорю я. – Потому что я должна вынести это ради моего сына, Якова.
И тут же его взгляд смягчается.
– Для Якова, – повторяет он. – Я должен сделать это ради него.
– Это только ради публичного принесения присяги, – напоминает нам обоим Джеймс Гамильтон.
Я изо всех сил стараюсь не дрожать.
Я иду рядом с Яковом, одетым в золотую парчу, он в короне, мы направляемся к зданию городской тюрьмы в Эдинбурге. Арчибальд возглавляет процессию, неся корону, Джеймс Гамильтон, граф Арран, идет за ним следом, неся скипетр, а граф Аргайл замыкает процессию, неся церемониальный меч Якова. За ними тремя идем мы с Яковом, бок о бок, а над нашими головами несут белые знамена с нашими гербами. На улице очень холодно, мы видим, как парит наше дыхание, а в воздухе вокруг нас кружатся мелкие снежинки. Я дорого плачу за мир между Англией и Шотландией и за безопасность моего сына. Сегодня за ужином во дворце Холирудхаус мне придется пить из одного бокала с Арчибальдом и посылать ему лучшие угощения. А он будет улыбаться и забирать себе лучшие куски мяса, как он забирает ренты с моих земель. И я не буду смотреть через всю комнату на Генри Стюарта, чтобы не видеть, как он сидит за столом с побелевшим лицом и ничего не ест.