— Ну заходите, раз так, — кивнул Аристов, хотя они и так стояли на пороге. Только лишь слуга после его слов закрыл за пришедшими дверь.
Особняк «огненного господина», как называли Павла Мстиславовича в народе, был менее внушительным, нежели у великого князя: большие залы здесь уступали место многочисленным комнатам, сменявшим друг друга; удобные и добротные бержеры заменяли вычурные резные кресла, на которые и посмотреть у Его Высочества было страшно, не то, что сесть; вместо люстр свечных множество широких подвесных чаш из меди (как догадался Мих с маслом), навроде церковных лампад, от которых и было основное освещение.
Прошли они через три комнаты и коридор, пока не оказались в кабинете Павла Мстиславовича. У Миха сразу глаза разбежались, с двух сторон, вдоль стен от дверей до самого окна стеллажи книгами забитые. И видно, редко ими кто пользуется, мало которые пылью не покрыты. Орчук недоброе про хозяина подумал, не любил он, когда к книгам поверхностно относятся. Роман ли какой с приключениями вымышленными, воспоминания чиновника, словарь али кодекс. Книга она и есть книга, много трудов положено, чтобы написать любую. Поэтому пыль ею собирать, какой бы дрянной не была, негоже.
— Зря вы, Витольд Львович, орчука этого за собой таскаете, — заметил недовольный взгляд Миха, который можно было принять за злобный, Аристов.
— А вы зря так о Михайле. Он хоть и оркской крови, но смирный, нашей, православной веры.
— Был у меня один такой знакомый полицмейстер в Сундыре, городишко не бог весть какой, небольшой, следом за Ижнегодью.
— Знаю, у южно-восточных рубежей, — кивнул Меркулов.
— Именно, почти у границы. Так в рассказывал, как в ближней деревне у них сеча произошла, между гусарами и кочевничьими татниками. Последние давно наших крестьян набегами тревожили. Придут из степей, разграбят и обратно, в Орду. Уж и ругались с ханом, и посол наш в Ойн-иду ездил, а те одно твердят — орки не наши, поймаете их в Славии, что хотите делайте. Так Его Величество и отправил на границу эскадрон гусар из знаменитого малославийского полка. Лучших из лучших. И повезло, в первой же заварушке посекли орков — тех разбойничать не больше двух десятков вышло. Боле того, до поселения в самой Орде преследовали и его сожгли. Ни одного не оставили: женщин, стариков, всех под клинок. Дальше наших пленников освободили, среди которых бабы на сносях были. Знаете ли, любят орки позабавиться, им даже без разницы особой: зеленокожая или человеческого роду. Про других не знаю, а вот одна, когда ее обратно везли, аккурат в Сундыре родила. От ребенка насильного она отказалась, да и уехала, а его, орчука этого, мельник взял на воспитание. Вроде жалко, какое-никакое, а живое существо. Как сына родного принял, покрестил, имя православное дал. Да сколько кочевника не корми, он все в степь смотрит. Пятнадцать лет мирно жили, а на шестнадцатый, возьми этот орчук, да вырежи в ночь обычным мясницким тесаком всю семью мельника, мой знакомец лично трупы свидетельствовал, и бежать в Орду. Такая вот история.