Пока Шаман выдергивал заостренный предмет, готовясь ко второму удару, Туманов бросил одеяло и схватился за утяжеленный носок. Оружие было пущено друг против друга одновременно, с синхронностью, которую не удалось бы повторить намеренно.
Размахнувшись, Туманов автоматически развернулся к нападавшему боком и тем самым избежал удара заточкой, зловеще блеснувшей в темноте. Носок обрушился на затылок Шамана, заставив того упасть на нары.
— Тля, — прошипел он, разворачиваясь.
Туманов снова взмахнул импровизированной дубинкой.
Шмяк! Голову Шамана развернуло так, словно ему вдруг вздумалось заглянуть себе за плечо.
Шмяк! Второй удар пришелся точно в промежуток между надбровной костью и ухом.
Поблескивая зубами и белками глаз, Шаман повернулся к Туманову. Тот опять замахнулся и ударил. Вытянутый мешочек поразил обращенную к Туманову переносицу. Вора швырнуло на стену за нарами. Он все еще сжимал свой тюремный стилет, но уже не в кулаке, а пальцами, готовыми разжаться. Туманов ловко разоружил его, стащил на пол, отволок подальше и бросил.
В камере было тихо — слишком тихо, чтобы поверить, будто все продолжают безмятежно спать, не слыша той возни, что происходит у них под носом. Глаза Туманова уже начали привыкать к темноте, и ему показалось, что там и сям белеют пятна обращенных к нему лиц. Теперь, когда бой закончился, он не знал, что делать дальше. Победа не радовала его. Более того, она создала Туманову значительно больше проблем, чем было у него раньше.
Видели ли воры расправу над своим корешем? Как отреагируют они на это? Попробуют наказать Туманова прямо сегодняшней ночью или же отложат реванш на потом?
Плевать, устало подумал он. Лег и растянулся на своей шконке. Спиной к проходу. У него не осталось сил защищать себя. Если его судьба интересна Всевышнему, то пусть позаботится. Туманов хотел спать. Смерть во сне уже не представлялась такой страшной.
Прапорщик смотрел на Андрея мутными свинцовыми глазами и качал головой. Отрицательно. От плеча к плечу и обратно, как будто в его шею встроили какой-то механизм, завод которого никак не хотел заканчиваться.
— Почему? — спросил Андрей, стараясь сдержать поднимающееся раздражение.
— Запрещено.
Произнеся это слово, прапорщик наконец прекратил мотать своей головой, прикрытой фуражкой, чудом держащейся на макушке.
— Почему? — не унимался Андрей.
Он беседовал уже с третьим тюремщиком, и все они как один отказывались допускать его на свидание с отцом. Что-то общее присутствовало в их взглядах и поведении. Сначала вышел рядовой и долго отнекивался, пока Андрей не усилил нажим. Тогда оборону занял сержант с редкими усами, делавшими его похожим на китайца. Теперь ту же шарманку завел прапорщик с невнятно произнесенной фамилией, то ли Дубинский, то ли Дудинский, не очень-то разберешь с его дикцией, явно затрудненной из-за таких больших лошадиных зубов.