Машину Баскаков поставил в ведомственный гараж к знакомому. Ездил на Лениной машинке, много писал и работал, а к зиме серьёзно озаботился продажей. Решение постепенно назревало — сначала казалось диким, потом притиралось к сердцу, а потом уже ярко и победно заманило освобождением. Настала новая полоса. Если в «эру транзитов» силы шли на поиски милицейских знакомых, то теперь Баскаков колесил по мастерским.
— Да, наворотили делов…. — говорил очередной автомеханик. — Это всё из-за регламента. У меня знакомый, он тоже то ли раму пилил, то ли чо.
— А чо за знакомый?
— Генка один…
Генка оказался здоровый полный малый с блестящим неровным лбом и прозрачным по-над ним ёжиком. Занимался «проколами» — протягивал коммуникации под дорогами. У гаража стояла его рабочая машина: фантастически затрапезного вида японский грузовик, обвешанный ржавыми цепями, штангами, какими-то трубами и несусветными устройствами. Генка сделал большую трудную работу за городом и сидел в гараже, ел вяленую рыбу на газете и запивал пивом. Тёмно-синяя машина, о которой предстояла речь, стояла в гараже. Пыль на ней казалась светлой, а когда я протискивался к Генке, на куртку легла тёмными мазками.
— Не-е… Я раму не переваривал. Ешь пелядку, — чавкнул он. — У меня вообще не так было. Пиво будешь? Томское. У меня баллон дома… — «Ль» он произносил мягко, особенно в слове «баллон» прозвучавшее как «баллён», и так пустился в рассуждения про пиво, что я еле вернул его к теме.
— А-а-а, ну… — жуя, скучно отозвался Генка, разочарованный собеседником, и нехотя начал: — Короче, я подготовился. Такой стоит шестьсот. Я беру в городе за триста ушатанный и ставлю на учёт. А в Амурской области, в Свободном, нахожу такой же, только путний, но без документов. Тоже за триста. На паровозе еду в Свободный. С собой беру документы, табличку подкапотную и клёпальник.
Он запил шипящим пивом розовато-белую пелядкину спинку. Мясо он отделял сапожным ножом, так возя по шкурке, что под ней елозила и рвалась газета и жёстко отдавался обитый жестью стол. Пиво наливал в бурую от чая эмалированную кружку, и оно входило в реакцию с заваркой на стенках и пенно лилось на газету.
— Клёпальник?
— Ну, клёпальник… — В слове «клёпальник» «ль» оказалось и так мягким и он словно промахнулся. — Клёпальник обычный. И заклёпки. Приехаль. Стрелю забили колё трассы. — Генка обгладывал плоскую рыбинку за рыбинкой и постанывал, укал как-то: — Деньги отдаль, у, машину забраль. М-м. В кусты загналь. Ум… Табличку переклепаль. — И добавил презрительно: — Х-хе! Талён этот… — Условность таблички его ужасно смешила.