Мой расчет оказался верным – никому и в голову не пришло рыться в куче не тронутых с виду упаковок, тем более что верхние были запаяны.
Красную занавеску я спрятал, сложив ее в несколько раз, под обивку стула в гостиной, а шерсть – в подушечку для сиденья, прорезав в том и в другом по небольшой дырочке.
И наконец, настал момент, который я предвкушал уже давно, – на острове были всего трое людей, смертельно боявшихся друг друга, причем один из них был вооружен револьвером. Я наблюдал за ними из окна дома. Когда Блор один появился на террасе, я уже ждал его с большими мраморными часами наготове. Это был его последний выход…
Из окна я видел, как Вера Клейторн застрелила Ломбарда. Смелая и изобретательная молодая особа. Я всегда считал, что она ему ни в чем не уступит, а в чем-то и перещеголяет. Как только это произошло, я отправился готовить декорацию в ее спальне.
Я поставил любопытный психологический эксперимент. Будет ли достаточно сознания собственной вины и нервного напряжения от только что совершенного убийства вкупе с суггестивным воздействием обстановки, чтобы заставить убийцу покончить с собой? Я считал, что да. И оказался прав. Вера Клейторн повесилась прямо на моих глазах – я наблюдал за нею, притаившись за гардеробом.
Итак, финальная сцена. Я подошел, взял стул и поставил его в один ряд с другими. Поискал револьвер и нашел его на верхней ступеньке лестницы, там, где его уронила самоубийца. Подобрал, стараясь сохранить ее отпечатки.
А что теперь?
Я закончил писать. Этот документ я положу в бутылку, запечатаю и брошу в море.
Зачем?
Вот именно, зачем?
Мне всегда хотелось сочинить такое убийство, загадку которого не сможет разгадать никто.
Но, как я теперь понимаю, акт творчества сам по себе еще не служит удовлетворению художника. Существует еще жажда признания, не утолить которую невозможно.
Вот и у меня, смиренно признаю́, есть одно жалкое в своей человечности желание: чтобы кто-нибудь оценил, как я был умен при жизни…
Полагаю, что, если бы не моя слабость, тайна убийства на Негритянском острове осталась бы нераскрытой. Ну, разве что полиция окажется умнее, чем я думаю. В конце концов, три ключа все же есть. Первый: полицейские прекрасно знают, что Эдвард Ситон был виновен. Следовательно, они могут сообразить, что один из прибывших на остров был невиновен, а значит, он-то и убил всех остальных. Второй намек кроется в песенке. Смерть Армстронга соответствует куплету с крючком, на который попадается один из негритят. Можно предположить, что тут имел место подлог, подмена, которая привела легковерного Армстронга к смерти. Если вдуматься, из этого эпизода можно вытянуть хорошую ниточку, которая поведет расследование в новом направлении. Ведь к тому времени на острове остались четверо, а из всех четверых доверие ему мог внушить только я.