– Петарду, – сказал кто-то. Возможно, Проханов.
– Пускай так. Не суть важно, – Инесса Моисеевна бродила вдоль первых парт, заложив руки за спину. В углу доски лыбился полустертый человечек с пенисами вместо рук и ног. Сверху корявая подпись: «Мазурик», и стрелочка. – Виновный не хочет признаться? Тогда всем достанется. Ремонт влетит вашему классу в копеечку. Ну, кто же это сделал? Хорошо, молчите. Покрываете преступника! А он преступник на самом деле. И трус, что самое важное. Ну, я жду. Вы будете сидеть здесь до тех пор, пока кто-нибудь не скажет правду. А ведь тут как минимум несколько человек замешано.
– Да что вы с ними церемонитесь! Он это, я знаю! – Галина Марковна схватила за ухо Вола и начала раскачивать его на стуле из стороны в сторону. – Признавайся, гаденыш! Сидит он тут, ручки сло́жил!
– А чо я?! Отпустите!
– Урод моральный! Инесса Моисеевна, да Вол это! Вы только поглядите на эту рожу хитрющую! У, дебил!
– Чо вы обзываетесь? Чо сразу я?!
– Спокойно, Галина Марковна. Времени у нас много, – Инесса Моисеевна снова растянула бесцветные змеиные губы. – Можем хоть до завтрашнего утра сидеть, правда? Никто никуда не спешит.
Турка глядел на одноклассников. Все прятали взгляды. Конечно, почти все знали, что это Вол взорвал петарду. Только кто ж захочет сдать? Стукачей везде ненавидят. О чем-то шептались девчонки, Хазова сидела и кусала губы.
– Почему вы думаете, что это наш класс? – сказала Воскобойникова. – Может, это из параллели. Или вообще из восьмого.
– Алина, нам все известно. Осталось лишь выяснить, кто именно это сделал. Ну? Трус никогда не сознается – на то он и трус. А другие-то? Боитесь, что ли? – говорила Анна Имильевна. – Мы не хотели тыкать пальцем, но так уж вышло. Человек этот должен быть наказан, иначе будут наказаны все.
– Мы не стукачи, – сказал Березин.
– При чем тут это? – Инесса Моисеевна развернулась и оглядела доску. «Мазурика» она сто процентов заметила, но виду не подала. – Придумали, тоже мне еще, кодекс чести. Повторяю, времени у меня много. Ты хочешь что-то сказать? – кивнула она Хазовой. Та опустила дрожащую руку.
– Да. Я видела, кто это сделал. Это Саша взорвал, Вол.
Класс охнул. И сразу после этого – опять тишина. Никто не шевелился, с закрытыми глазами без труда можно было представить, что кабинет пуст.
– Что и требовалось доказать.
– Не я это! Да она чешет, а чо сразу я?!
– ВСТАНЬ, УРОД! – гаркнула Галина Марковна. Анка только кивала своей головой – без шеи. Музы́чка схватила Вола за воротник и сдернула со стула. Он вцепился в ее пухлую кисть в кольцах и резко оторвал от себя. На морде музы́чки попеременно отразились разные эмоции: брезгливость, злость, испуг.