– Падучая у него, к тому ж! – глухо, как сквозь слой ваты, доносились до слуха Саньки слова Феофана. – Отпустил бы ты нас, боярин, век Бога за тебя молить будем!
Эти слова – было то последнее, что смогла ещё расслышать Санька перед тем, как окончательно потерять сознание.
* * *
Когда Санька очнулась, уже почти стемнело. Неподалёку от неё ярко горел костёр, возле которого, сгорбившись и обхватив колени руками, сидел Феофан. Он не смотрел в сторону Саньки, и, казалось, совсем позабыл о самом её существовании, и Санька не знала: радоваться ей этому или огорчаться. С одной стороны Феофан, кажется, спас её от чего-то страшного и даже ужасного (далее в щекотливую эту тему разум Саньки постарался не углубляться), с другой же стороны Санька Феофана всё же немножечко опасалась. Что если, воспользовавшись темнотой и тем, что монах этот даже не смотрит в её сторону, попытаться незаметно от него улизнуть?
В это время Феофан неожиданно повернул голову и Санька, захваченная врасплох, не успела вновь зажмуриться и притвориться спящей или находящейся в бессознательном состоянии.
– Очнулся, отрок? – спросил Феофан прежним своим рокочущим басом. – Давай тогда к костру, вечерять будем!
Конечно, и сейчас можно было попробовать просто вскочить и задать такого стрекоча, что вряд ли Феофан в его солидном возрасте смог бы за ней угнаться. Да, скорее всего, и не побежал бы он за ней… больно нужно…
Эта последняя мысль, как ни странно, немного успокоила Саньку. К тому же её вдруг охватила странная какая-то апатия, безразличие какое-то полное. Куда ей бежать в этой чужой жестокой стране, как сможет она вести себя так, чтобы не привлекать излишнего внимания окружающих?! Одна одежда чего стоит, а речь, а поведение… и хорошо ещё, что этот монах её за мальчишку принял…
И Санька, поднявшись, медленно подошла к огню и уселась подле него, но не рядом с Феофаном, а чуть в стороне. На костре, в помятом медном котелке аппетитно булькало какое-то густое варево, и от одного только его запаха рот Саньки наполнился слюной. А может, она просто здорово проголодаться успела?
– Тебя как звать, отрок? – не глядя на Саньку, спросил Феофан, непрерывно помешивая в котелке большой деревянной ложкой. – Али ты и имени своего не помнишь?
– Почему, помню, – сказала Санька, сглатывая слюну. – Санькой меня зовут, вернее, Александрой. Александром… – быстро поправилась она, – Санькой, то есть…
– Наше имя, – удовлетворённо кивнул Феофан. – Не басурманское. А я, грешным делом, тебя совсем, было, за басурманина принял. Из земель персидских али из степей киргизских… одеяние на них чудное иногда бывает, вроде твоего…