– Грех плату брать с людей божьих. Как ты, дедуля?
Последние слова женщина произнесла, подойдя к самым полатям, и предназначались они уже не Феофану, а кому-то ещё… и тотчас же этот кто-то шумно завозился на полатях.
– Как ноженьки?
– Болят ноженьки, болят! – послышался с полатей шамкающий старческий голос. – Моченьки нет, как болят!
– Вот он, Лазарь твой! – сказала женщина, вновь отходя от полатей. – Лежит, не встаёт. Искалечили его по весне люди недобрые, огнём ноги жгли…
– Это за что же? – спросил Феофан каким-то, враз изменившимся голосом. – И кто же его так?
– Деньги требовали! – вздохнув, женщина подошла к Феофану, опустилась на лавку рядом с ним. – А откуда у старика деньги! Не поверили, пытать начали. А кто да откуда? Про то не ведаем, не представились они, ироды…
Она замолчала, и Феофан тоже молчал, опустив голову. И молчала Санька, тихонечко присев на другую лаву, возле кривого деревянного стола. Исподтишка взглянув на полати, она сумела разглядеть в густом полумраке избы лишь кучу какого-то тряпья, но никак не живого человека.
– С тобой самой ничего не сотворили? – не глядя на женщину, спросил Феофан.
– Не было меня тут, в лесу пряталась, – с какой-то неожиданной злостью проговорила женщина. – Все наши девки, да бабы, которые помоложе, в лес убежали, да некоторых всё равно потом изловили, супостаты…
– И что?
– А ничего! Смертью не порешили, и то ладно!
Поднявшись с лавы, женщина подошла к печи и, отодвинув заслонку, долго в ней копалась. Потом поставила на стол выщербленную глиняную миску с печёной рыбой, нарезанной крупными, неровными кусками.
– Ешьте! Соли вот только нет, не обессудьте!
– И у нас нет! – вздохнул Феофан, тоже поднимаясь с лавы и подходя к столу. Сел рядом с Санькой, пододвинул миску с рыбой к ней поближе. – Ешь, Санька!
– А ты? – спросила Санька, неуверенно беря из миски ближайший кусок.
– И я!
Печёная рыба неожиданно оказалась вкусной до невозможности, а может, это Санька так здорово успела проголодаться. Она поглощала кусок за куском, и опомнилась лишь тогда, когда в миске почти ничего не осталось.
И тут только дошло до неё, что Феофан то к рыбе почти не притронулся, так, один всего кусочек поначалу и сжевал.
– Ешь! – пододвинув опустевшую миску поближе к монаху, прошептала Санька виновато. – Я больше не хочу, наелась уже…
– Наелась, это хорошо!
Феофан быстренько покончил с остатками трапезы и, встав из-за стола, низко поклонился женщине.
– Спасибо за угощение, хозяюшка! Спать то ты нас где думаешь положить? Тут, на полу?
– Да нет, тут вам несподручно будет, – задумчиво проговорила хозяйка, как-то странно поглядывая на Феофана. – Впрочем, ежели соломки чуть подстелить… я сейчас принесу…