– Я сам принесу, – сказал Феофан, подходя к двери. – Ты, главное, покажи, где…
– Идём! Я только лучину поменяю…
Они вышли, и Санька осталась одна. Вернее, вдвоём с изувеченным стариком на полатях.
Странно, но она вполне освоилась в этих, надо сказать, почти первобытных условиях. Горела, чуть потрескивая, свежая лучина, умело закреплённая на специальном выступе стены, невидимый отсюда, снизу, старик на полатях, тихо стонал, ворочаясь, а телёнок, поднявшись с пола, подошёл к Саньке и доверчиво ткнулся ей в колени слюнявой мордочкой.
– Привет! – сказала Санька телёнку и принялась чесать его за ухом. – Что, нравится?
Наверное, телёнку и в самом деле было приятно почёсывание, он даже спинку дугой выгнул. И вдруг, расставив задние ноги, пустил под себя такую струю, что Санька еле успела в сторону отскочить.
– Фу, как не стыдно! – возмущённо выкрикнула она, вновь усаживаясь на лавку, и, шлёпнув телёнка по крутому лбу, добавила уже тише: – Вали отсюда, раз ты такой бессовестный!
Но телёнок «валить» явно не торопился. Вместо этого он вновь ткнулся мордочкой Саньке в колени, требуя продолжения.
– И не подумаю даже! – сказала Санька, пряча обе руки за спину. – Раз ты такой!
В это самое время она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. И, подняв голову, обнаружила, что с полатей на неё уставилась измождённое старческое лицо, обрамлённое сверху обширной сверкающей лысиной, снизу же – белой окладистой бородой.
– Ох, грехи наши тяжкие! – чуть слышно прошамкал старик. – Жду смертоньку, зову… а она всё по соседям ходит…
Надо было что-то ответить, но Санька так ничего и не смогла ответить. Она лишь молча смотрела на старика, а он на неё.
– Ты почто одет так дивно? – уже куда громче прошамкал старик. – А может, ты из басурманских степей будешь али из земель фряжских?
– Из земель фряжских, – наконец-то смогла выдавить из себя Санька и тут же подумала, что лучше было бы выдать себя за басурманку (за басурманина, то есть). Вон и Феофан женщине именно такую легенду про неё поведал…
Но слово, как говорится, не воробей…
– И как там люди живут? – тут же поинтересовался старик. – Лучше, нежели у нас, али тоже плохо?
– По-разному, – дипломатично ушла от прямого ответа Санька. – Некоторые лучше, а есть, что и похуже нашего…
– Значит, везде она имеется, неправедность людская! – вздохнул старик. – И лютость человека извечная, она в самой натуре его!
С этими выводами трудно было спорить, да Санька и не собиралась этого делать. С нарастающим беспокойством подумалось ей, что слишком уж задерживаются Феофан с женщиной. Или за соломой этой аж на другой край деревни переться надобно?