«Которая станет только хуже», – подумала она, пока лекарь занимался осмотром.
Сьюзброн, Бог-король. Предмет всеобщего преклонения, жуткий, святой, величественный. Он уродился мертвым, но вернулся. Да человек ли он вообще или монстр, ужасный на вид? Говорили, он вечен, но ясно, что его правление завершится, иначе ему бы не понадобился наследник.
Она содрогнулась, желая, чтобы все побыстрее закончилось, но испытывая благодарность за небольшую отсрочку, хотя доктор творил унизительные вещи. Однако вскоре все было сделано, и Сири, спешно оправив одежду, встала.
– Она совершенно здорова, – уведомил Синепалого лекарь. – И все еще девушка. К тому же у нее очень мощный дох.
Сири окаменела. Как он узнал…
А после увидела. Ей пришлось присмотреться очень пристально, но желтый пол вокруг хирурга выглядел чуть ярче. Она почувствовала, что побледнела, хотя переживания уже успели выбелить волосы.
«Лекарь – пробуждающий, – подумала она. – Здесь, в этой комнате, – пробуждающий. И он прикасался ко мне».
Она скривилась, содрогнувшись всем телом. Нельзя забирать чужой дох. Это предельная дерзость, полная противоположность философии Идриса. Простые халландренцы привлекали внимание только кричащей одеждой, но пробуждающие… они похищали у людей жизнь и пользовались ею, чтобы выделяться самим.
Извращенное применение доха – главная причина, по которой королевский род перебрался в горы. Современный Халландрен жил тем, что исторгал дохи из своего народа. Сири почувствовала себя более обнаженной, чем когда раздевалась. Что мог порассказать о ней этот пробуждающий, обладавший столь неестественной жизненной силой? Не соблазнился ли он похитить биохрому Сири? Она постаралась дышать как можно мельче – на всякий случай.
Наконец Синепалый и страшный лекарь покинули комнату. Женщины подошли, чтобы снова снять с нее балахон, приготовив нижнее белье.
«Он будет хуже, – осознала Сири. – Король. Он не просто пробуждающий, он возвращенный. Ему приходится высасывать из людей дохи, чтобы выжить».
Заберет ли он ее дох?
«Нет, этому не бывать, – твердо сказала она себе. – Я нужна ему для рождения наследника королевской крови. Он не рискнет ребенком. Он не тронет мой дох – хотя бы до родов».
Но… что случится, когда надобность в ней отпадет?
От мрачных мыслей ее отвлекли несколько служанок, подошедших с большим одежным свертком. Платье. Нет, скорее, ночная рубашка – роскошная, сине-серебристая. Рассматривать ее было приятнее, чем думать о том, что сделает с ней Бог-король, когда она родит ему сына.
Сири смирно ждала, пока ее оденут. Ткань была поразительно мягкой – бархатной, как лепестки горного цветка. Когда женщины закончили, она заметила странное – кружева находились на спине, а не сбоку. У одеяния был длиннющий шлейф, а рукава такие, что, если опустить руки, манжеты повиснут на добрый фут ниже пальцев. У женщин ушло несколько минут на то, чтобы завязать тесемки, расправить складки и ровно расстелить позади нее шлейф. «Все устроено так, чтобы снять за считаные минуты», – подумала Сири с отстраненным чувством холодной иронии, когда женщина поднесла ей зеркало.