– Чур меня, – с выражением буркнула я.
Села на бесплатную лавочку посреди улицы, в тени бесплатного дерева. И стала бесплатно нюхать, глотать слюну, на халяву глазеть и радоваться, что этого мне никто не запретит. Настроение стремилось вверх, как градус крепости в грамотно пьющей компании. Я улыбалась, иногда махала рукой особо дружелюбным на вид нелюдям. И почти людям, им, как мне, нравилось находить среди харь – лицо.
А потом меня заклинило прямо на середине движения. Смотрелось это со стороны, как старческий прострел. Я замерла, уставясь в одну точку и перестала тратить ценный кислород.
Никогда и ни один взгляд не изливал на меня такую вселенскую, безмерную горечь. Причем назначался яд не мне, человек меня и не заметил, он разогнулся на миг, вроде попробовал вынырнуть из отчаяния – и снова оказался с головой накрыт черными волнами. Именно человек! Лет сорока на вид. Метр восемьдесят с небольшим. Внешность – помесь славянина с азиатом, от первого скуластость и общий неплоский рельеф лица, от второго – разрез глаз и оттенок кожи. Волосы темные, с красноватым отливом, слегка волнистые. Я бы не отравилась чужой болью, если бы он оказался менее человеком, а так взгляд сам выделил фигуру из парада уродов, сам увлекся и сопроводил… Я придерживаюсь широких взглядов. Это у брата заморочки, он думает, что шеф его гнобит – ведь шеф еврей. А я брата третирую, потому что я – Сима? Причины удобно размещать вне себя. Это дает возможность быть правым, даже когда ты по уши в вонючем и твердо знаешь, что сам забрел, без Изи Сусанина или Ахмеда Али-Бабаевича в роли злобного проводника.
Вокруг не уроды. Умом понимаю. Глазами ищу привычное и сразу приписываю людям избыток красоты и доброты. Я и этому типу хотела улыбнуться, но тут он выплеснул на улицу ведро отчаяния и побрел тонуть дальше. Я рванула следом. Даже странно: у меня нет медали за спасение на водах, и тут не выдадут такую, зачем бы напрягаться?
– Простите, – я догнала его и дернула за рукав.
– Прощаю, – он обернулся и изучил носительницу неизвестной вины. Прищурился, как будто близорукость мешала выявить на моей физиономии покаяние, которое отсутствовало. – Дальше.
– Все, – сдулась я и уставилась в травянистый пол.
У него были глаза безумной черноты, словно сам их хренов универсум подглядывал за мной. По спине продрало холодом. Лоб вспотел. Головокружение дополнило позор мой, вынудив второй рукой вцепиться в незнакомца. Симптомы атипичной пневмонии, влюбленности и острого осознания своей глупости – идентичны. Я однажды зареклась жалеть мужчин. Это делает меня уязвимой.