– Потерялся, а все шумят, бедняжечка, – зашептала я. – Как тебя зовут? Я Сима. Лежи тихо, я подумаю тебе мультик про мамонтенка. Там песенка красивая.
Из мультика я помнила треть, не более. И то урывками. Дитятя ыкал, сопел и радовался. Судя по головной боли, вытягивал он из меня куда больше, чем я сознательно отдавала. Оно и понятно, этот тип в мозговом вскармливании профи, в отличие от меня.
Автоматика тут – заглядение. Не тупая и не тормознутая. Уже приволокли тощего бармена. Я почти уверена: выковырнули из кровати. «Ирокез» смят, на теле кружевная пижамка табачного цвета. Мосластые волосатые ноги голые по самый зад. Четыре паучьи лапки торчат во все стороны, вяло отбиваются от габ-служб. Во: вроде втолковали. Смирился. Проверил установку стола и начал сооружать «черную звезду». Динозаврик притих, вылупил все глаза и даже язык высунул. Я по миллиметру подвинула руку, тыльной стороной дотронулась до языка. Считалось? Хрен его знает, я не местная.
– Пятый особый причал правого крыла, – ожил автомат. – Пункт назначения в секторе неприсоединенных, на пределе дальности. Разрешение на старт активировано два часа назад. Переход начат. Точка возврата не пройдена. Экипаж в стазисе. Рекомендуете команду на экстренный возврат?
– Да. За шкирку уродов и бить по печени, пока детей не разучатся терять.
Динозаврик обалдело уставился на меня всеми лазоревыми глазами, моргнул и заскулил.
– Скажи им: я обиделся, – принялась я портить ребенка. – Скажи: надо водить младших в середине колонны. Вас там много на борту? Родни?
Динозаврик показал щупальце, согнул кончик, еще и еще. Получилось семь зубцов, каждый следующий меньше предыдущего. Я постучала по первому и указала его место: последнее в колонне.
– Правило туристов: замыкающий сильный и взрослый.
Следующий час был кошмаром. Я рассказала два отрывка из «мухи-цокотухи», случайно уцелевшие в мозгу с незапамятного детства. Бармен прочирикал что-то свое, страусиное. Я изложила сказку о рыбаке и рыбке. Бармен соорудил планетарную систему из восьми шаров и двух стержней со звездами. Я, запинаясь и старательно избегая матерных мыслей о нерасторопных родителях, приступила к мозаичным остаткам стихопрозы о похождениях царя Салтана. Бармен нервничал, топтал трехпалыми лапами траву и изобретал новое развлечение.
Наконец, степь задрожала. Родственники неслись, ломая деревья и вспахивая поле. Ковер разлетался и повисал зелеными шевелящимися ошметками даже на грузовых капсулах – а это метров сорок над уровнем поля. И так весело было до того, как глава семьи приступил к торможению, вкопав себя по брюхо в мать сыру землю, то есть – суху габу…