Мне показалось, что корова смотрит на меня своими пустыми глазницами. А потом я увидела в свой бинокль, как на краю этой глазницы появилась и набухла слеза. Она пробежала по черепу и сорвалась в снег, а следом появилась вторая, потом третья…
Александр продолжал выть, но я больше не разбирала смысла. Возможно, его уже не было – вой превратился в плач. Я тоже заплакала. Все мы плакали… А потом я поняла, что мы не столько плачем, сколько воем – Михалыч, военный, который устанавливал шест на холме, люди в темноте за машинами – все выли, подняв лица к луне, выли и плакали о себе, о своей ни на что не похожей стране, о жалкой жизни, глупой смерти и заветном полтиннике за баррель…
– Эй, – услышала я, – очнись!
– А?
Я открыла глаза. Рядом с моим стулом стояли Александр и военный. Чуть поодаль зябко ежился Михалыч.
– Все, – сказал военный. – Нефть пошла.
– Как ты выла! – сказала Александр. – Мы просто заслушались.
– Да, – сказал Михалыч, – пригодилась девка. Я ведь не понял сначала, товарищ генерал-лейтенант, зачем вы ее взяли.
Александр не ответил – к нему подошел один из людей, которые стояли во время сеанса за машинами. Одет он был в военную форму без знаков различия – так же, как и все остальные.
– Это вам, – сказал он и протянул Александру коробочку. – Орден «За заслуги перед Отечеством». Я знаю, у вас таких много. Просто мы хотим, чтобы вы помнили, как вас ценит страна.
– Спасибо, – равнодушно сказал Александр, кладя коробочку в карман. – Служу.
Он взял меня под руку и повел к машине. Когда мы отошли от остальных, я прошептала:
– Скажи мне честно, как волк лисе. Или, если угодно, как оборотень оборотню. Ты действительно думаешь, что Хаврошечке не хватило яблока из-за кукиса-юкиса, а не из-за этой гнилой рыбьей головы, которая выдает себя то за быка, то за медведя?
Он опешил:
– Какого кукиса? Какой рыбьей головы?
Только тут до меня дошло, как дико прозвучали мои слова. Да, это был стресс – я перестала чувствовать разницу между миром и тем, что я о нем думаю. Александр ведь ничего не говорил – он просто выл на коровий череп, а все остальное было моей личной интерпретацией.
– Медведя приплела, – пробормотал он.
Действительно, удивительно глупо вышло. Медведя и рыбью голову я с ним даже не обсуждала.
– Это из-за сказок, – сказала я виновато. – Которые я в самолете читала.
– А. Ясно тогда.
Впрочем, один вопрос можно было задать, не боясь, что он прозвучит дико. На этот раз я заранее взвесила возможное впечатление от своих слов и только потом открыла рот:
– Знаешь, у меня такое чувство, что ты показывал меня черепу в качестве Хаврошечки. Я угадала?