Откровенные диалоги о штрафниках Великой Отечественной (Пыльцын) - страница 77

Вот и осталась главенствовать такая нелепость, такая «правда» о штрафбатах, которую изображали на теле- и киноэкранах володарские, михалковы и им подобные, где штрафников специально расстреливают заградотряды или на вражескую крепость гонят, «вооружив» их черенками от лопат.

Вот и Маннергейм у таких деятелей заслуживает почестей, потому что когда-то служил в русской армии, да ещё вроде бы русский язык знал лучше финского. Во-первых, он не финн, а швед, во-вторых, будучи офицером русской армии, служил-то он фактически большую часть в Варшаве, тогда принадлежащей Российской империи в её польской части. А здесь, в Питере, армейские конюшни были, где он службу правил. Может поэтому советские защитники острова Ханко в 1941 году в ответ на маннергеймовские листовки, призывающие сдаться, написали ему в духе письма запорожцев турецкому султану: «Его высочеству, прихвостню хвоста ее светлости кобылы императора Николая…. светлейшей обер-шлюхе берлинского двора». Так что для ленинградцев, переживших гитлеровско-маннергеймовскую блокаду, фраза об «обер-шлюхе» перекрывает все словесные потуги современных почитателей и пропагандистов памятников нашим врагам. Да мало ли ещё кому померещатся «заслуги» Корнилова, например, или какого-нибудь гитлеровского генерала только за то, что «хорошо знал русский язык», как и Маннергейм. Я отказываюсь понимать позицию наших современных властей и их отношение к военной истории России.

Дмитриев А.Ю.: Хочу сказать, что город сопротивляется этому насилию с доской гитлеровскому пособнику, многие историки выступают, депутаты шлют протесты властям, общественность уже не раз организовала протестные акции, заливала доску плохо смывающейся краской. В годовщину блокады 8 сентября в городе пройдут митинги и траурные мероприятия в память погибших в блокаду, с требованием убрать эту позорную для города доску. Надеюсь, что общими усилиями нам это удастся.

Пыльцын А.В.: К сожалению, мои недуги ограничивают возможность участвовать в этих мероприятиях, а очень хотелось бы во всеуслышание выразить точку зрения фронтовиков на такие исторические выверты некоторых руководящих деятелей нашей страны.

Дмитриев А.Ю.: Но Ваше слово, Ваша боевая биография, которую знают многие читатели Ваших книг, действуют не меньше, а мы ещё дадим участникам митингов услышать Ваши слова, сказанные сегодня.

Пыльцын А.В.: К слову, недостатком своей фронтовой биографии я считаю то, что мне не пришлось участвовать хоть какое-то время в обороне города-героя Ленинграда. Мои фронтовые, более чем полуторагодовые будни прошли на другом, 1-м Белорусском, фронте. Вот моя супруга Антонина Васильевна хлебнула горя блокадного. Её отец, Василий Васильевич Куропятников, сержант противотанковой артиллерии, погиб в июле 1943 года, обороняя Ленинград, похоронен в братской могиле в Синявино. Младший её 5-летний братишка в то же время погиб при немецком или финском артобстреле, а мама, не вынесшая такого почти одновременного горя утрат, умерла. И осталась маленькая, 7 лет с небольшим девочка круглой сиротой. Вот такие люди подобное насильственное внедрение «памяти» о Маннергейме переживают более остро.