Яр: Классический детектив (Эйч) - страница 101

Сейчас большинство вашей братии считает, что открыть перед женщиной дверцу машины или поцеловать ей руку — это ниже их достоинства!

Я инстинктивно сделал себе зарубку в голове. Никогда не считал такие вещи ниже своего достоинства, но они просто не приходили мне в голову! А чего, казалось бы, проще — поцеловал барышне руку — и уже рыцарь!

— Но, увы, он совсем не жаждет встреч со мной. Отказывается от свиданий, ссылаясь на дела, а то и отменяет их в последнюю минуту. И я вынуждена терпеть эту муку… Сто раз я говорила себе, что нужно его забыть, но снова звоню, ищу возможности его увидеть, иногда прямо руки себе готова отрубить, которые сами тянутся к телефону! — Лера жалостно всхлипнула. — В общем — люблю! Люблю и ничего с этим не могу поделать. Хочу видеть его, видеть каждую минуту, слышать, ощущать, чувствовать его руки, его губы. Я делать ничего не могу, не могу есть, не могу спать, заниматься делами фирмы, ничего не могу, зачем, если его нет рядом? Я то летаю от счастья после свидания, то жарюсь в собственном аду, когда он не звонит, — лицо девушки скривилось, на лбу прорезались морщинки. Она всхлипнула и снова уткнулась в мое плечо.

Я тоже был влюблен и не раз. Но никогда не испытывал ничего подобного. Даже если моя любовь не находила отклика, я быстро утешался. Может быть, я просто не способен так глубоко чувствовать, как она? С другой стороны, хотел бы я этого? Да, пусть сейчас ей очень плохо, но зато до этого было настолько же хорошо. Решиться на эйфорию, зная, что непременно придет жестокое отрезвление? Даже не знаю. А, наверное, я бы согласился. Без любви жизнь скучна, и, пожалуй, не полноценна. А в страданиях — душа закаляется. Только вот последнее хорошо осознавать со стороны, но как это объяснить отравленной любовным зельем девушке? Как сказал кто-то из великих, душу, отравленную копьем безумной любви, не отрезвишь ватой, смоченной бальзамом разума.

— Что мне делать, Андрей? — роковой вопрос, которого я опасался, таки прозвучал. Я поболтал ложечкой остывший чай, устроив вихрь из редких чаинок.

— Думаю, самым правильным будет забыть его, Лера. Боюсь другого лекарства нет. Он будто чурбан деревянный. Не уверен, что он в принципе может любить.

Она согласно закивала и налила новую порцию спиртного, от которого ей явно не становилось легче. Но Лера снова выпила, со звоном поставила стакан на стол, обожгла меня изменившимся взглядом — теперь в нем была холодная решимость. Сказала, что вернется через минуту и скрылась в ванной. Ее не было минут 20. Я сварил кофе, и он уже почти остыл, когда она, наконец, появилась. Не знаю, что творилось у нее в душе, но выглядела она значительно лучше. Причесанная и умытая, она выглядела спокойнее и уравновешеннее.