Прежде чем ответить, быстрым взглядом обвела все еще пустой зал:
— Да, пожалуйста, — давая понять, что не слишком-то и рада подобному вторжению, довольно ровно произнесла я. И тут же добавила, уже резче: — У вас остались ко мне вопросы, господин полковник?
Тот чуть заметно ухмыльнулся — присутствия Низморина словно и не замечал:
— Да, госпожа Лазовски, — твердо произнес он. — Я хотел узнать о последних днях Иштвана Руми. Вы ведь были с ним…
Подобного развития событий я не ожидала, но… называлось это оперативный простором. Не воспользоваться ситуацией я просто не могла…
Вечер был тихим, мягким, теплым…
Контрастом… Между тем, что было и тем…
Аршан не позволил себе додумать мысль до конца — отдавала человеческой сентиментальностью, но та не сдалась, пробив неприятным ознобом. Сутки, как вернулись с Льяссы, но холод отказывался покидать тело, заморозив кровь, пропитав кожу, мышцы, кости…
Холод и… смерть… Символ тех двенадцати часов, навсегда изменивших все, до чего сумели дотянуться…
— Мой сын…
Даже не отголосками — витало в воздухе, но пока не прозвучало вот так, приговором, все еще было где-то там… в прошлом, не подступив, не поставив безоговорочно перед фактом…
Их взгляды встретились. Всего лишь миг, но один тут же замолчал, а второй — коротким, но выглядевшим неотвратимо жестом поднял внешку:
— Сын?! — сорвавшимся голосом переспросил Аршан, выводя данные на экран.
Несмотря на вбитую на уровень рефлексов сдержанность, хотелось кричать…
Не так, чтобы оглушить, разорвать на осколки тишину, уходившую и вновь возвращавшуюся после каждой произнесенной реплики — с яростью, что все вышло именно так, а не иначе; с ненавистью… к себе, к стоявшему напротив каниру, ко всему этому миру, в котором он был вынужден переступить через все, что было дорого! К отцу, сестрам, женщине, которую любил…
Хотелось, но все, что душило, заставляло внутри корежиться от острых, болезненных чувств, отступало перед необходимостью взвалить на себя этот груз и тащить… надеясь, что хотя бы так удастся стянуть уже разодранную обстоятельствами на куски реальность, возвращая ей пусть и только кажущуюся, но цельность.
Других, кто был способен разделить ношу, просто не было.
Так получилось…
Не его вина.
Вздох был легким, незаметным, но стал рубежом. То и… это.
В «этом» больше не оказалось ни тени сожалений.
— Вот это, — указал он категоричным жестом, привлекая внимание канира, — данные последнего ментального сканирования твоего сына. А вот это, — он вывел на экран еще одну кальку, — то же самое, но уже после снятия поставленных традиционалистами блоков. И если ты считаешь…