Сущность этого эксперимента можно выразить еще так: Несомненно, что всего более «я» во мне — это моя воля. Но воля есть произвольное внимание. Поэтому всего ближе к «я», или всего дальше от периферии моей личности, это мое внимание, единственное, что я признаю, как вполне мое и ни в какой мере не данное мне, чтобы познать себя, надо дать вниманию в качестве объекта его же самое, — а это не значит ли очистить поле сознания от всякого содержания?
18. Не могу, однако, удержаться от одного скептического замечания. Как ни просто и, по-видимому, арифметически неотразимо применение метода последовательного вычитания к самосознанию, есть однако на этом пути опасности, которых эта арифметика учесть не может. Это — уже известная нам опасность внушения. Я сам наблюдал, как очищенный духовным упражнением ум потом с особой стремительностью целиком оторвался во власть какого-нибудь обаятеля, и затем становился особенно тонким и чутким его «проводником», его продолжением в мире. Ясно услышав облегченным от бремени праздных мыслей умом чье-либо внушение, человек легко принимает эту подсказку за «свое высшее я». По крайней мере таково было мое впечатление, и оно не ошибочно, так как в разных случаях люди принимали разные друг друга исключающие внушения; значит, кто-нибудь из них наверное не прав и потому указанная опасность существует. Как из нее выбраться, мы увидим в дальнейших размышлениях.
19. Так как понятие есть интуиция сущего, то понятие до интуиции немыслимо. Оно может иметь лишь субъективную слагающую. В таком случае оно называется предубеждением. Возможны понятия, составленные сочетанием одних субъективных слагающих. Но так как волевые слагающие не дают достаточно материала для понятия, то они обычно дополняются образами воображения. Такие понятия суть ложные понятия или фантасмы.
20. Истинные понятия, за исключением случаев, когда люди, как говорится, обладают особой одаренностью, раскрываются в нас по поводу долгого и вдумчивого опыта. Да и «одаренность» черпает из неосознанного опыта народов. Так понятие «мы» в его истинном значении недоступно низшим монадам. Когда ты говоришь «мы» это слово ведь не значит для тебя «я и мои понятия, образованные мною по аналогии», но именно мы, я и другие я; или, еще иначе «другие существа и я между ними». Помнишь, мы говорили вначале, что слово «мы» покрывает собой вселенную.
Подобное расширение понятия «мы», открывающее истинный смысл его, является как плод симпатии, проникновения во многие существа, плод любви и скорби за других. Мы же с тобой заглянули в окошечко святости, которое есть в каждом человеке, и мысленно продолжим понятие «мы» до его полного значения. Родовые понятия являются также не раньше, как после внимательного ознакомления со многими особями данного рода. Априорные понятия открываются серьезными размышлениями над нашей действительностью. Впервые получая интуицию некоторого предмета знания, мы устанавливаем новое понятие. Но первая интуиция летуча и легко теряется, она предполагает постоянную настроенность в соответствии с ней. Поэтому производится попытка закрепления интуиции памятью. Но так как интуиция есть сам объект и потому не в нашей власти, то память закрепляет волевую слагающую и какие-нибудь побочные явления чувственного мира, связанные случайной ассоциацией. Вызывание в памяти всего этого комплекса содействует повторению интуиции, но в слабой степени, так как мы обычно в спешном мышлении не различаем, присутствует ли в памяти интеллектуальная слагающая и в какой мере. Поэтому объективная сторона понятия скоро вовсе улетучивается, оставляя ворох обрывков впечатлений. Нередко некоторые из этих обрывков привлекают праздное внимание, и, питаемые им, непомерно вырастают — таким образом понятия искажаются все больше и больше. Такие понятия, искаженные и лишенные своей истинной сущности, удобно назвать пустыми понятиями. Груды пустых понятий — это грустный удел ленивого разума и не выдержанного в победе над пристрастиями внимания.