— Желательно.
— Ты-то кончал?
— Командные курсы я кончал. На границе служил.
— Понятно, — удовлетворился Козазаев. Похоже, его мало интересовало существо вопроса, но он просто не мог молчать, держать возбуждение в себе.
— Лейтенант, как ты думаешь, устоит Сталинград?
— Да он, по-моему, стоит.
— Я тоже считаю, устоит. Когда в тыл везли, видел я на станциях... Ты знаешь, по десять рядов эшелонов. Танки, пушки. Пехоты не видать. Все техника. Ну, думаю, как даст в один раз, и привет Гитлеру.
Случись этот разговор в другое время, Пирогов порассуждал бы о неизбежности победы, о карах, которые он придумал для главных фашистов. Но сейчас его занимал вопрос другой. Выслушав длинную речь Павла, спросил, не помнит ли он, как был одет Сахаров.
— Ты хоть убей, не помню, — пожал плечами Козазаев. — Вышел вдоль стены и как даст...
— Но все-таки, шуба, пальто?
— Думаю, стеганка короткая. Он такой вроде тонкий был. Стройный, как видится.
Пирогов подвинул стул к печи. Огонь приятно щипнул лицо, запрыгал, заплясал в глазах.
— Хотел бы я знать, куда он ушел. Судя по одежке, не очень далеко.
— Может, поискать среди знакомых.
— Не-ет. К знакомым он теперь не ходок. Выстрелив в тебя, он в закон выстрелил. Кому охота с законами конфликтовать? Я вот о чем: ты парень местный и должен знать округу. Разные там места...
— В горах, что ли?
— Да. Какое-нибудь гиблое местечко, куда нормальный человек нос не сунет.
Нашагавшись от стены до стены, Павел остановился.
— Перед войной, помню, к отцу собрались мужики. «Трахнули» по маленькой и заговорили. Меня за стол не пустили, строгий был батяня. Я со двора навоз откидывал, а тут они вышли покурить. Да, покурить. И вот один дядька, он в Шепалине живет, все приставал к остальным: сходим, поглядим. Те его отговаривали, а он — сходим и все. Потом я узнал у отца — звал он их стоянку партизанскую посмотреть. В девятнадцатом укрывались на ней окруженные партизаны.
— Мужика того помнишь? — спросил Корней Павлович.
— Первый раз я его видел. А остальных троих — знаю. Тут живут.
Ширкнула обивкой входная дверь. Из дежурки донеслись женские голоса. Козазаев вышел навстречу, но скоро появился снова в сопровождении Оленьки Игушевой, самой молодой из сотрудниц. Оленька пришла в отдел по рекомендации райкома комсомола, робкая, тихая. Пирогов не очень загружал ее, а остальные девушки делали вид, что так и должно быть. Что-то подкупающее для всех было в изящной красивой внешности и кротком характере Оленьки.
— Товарищ лейтенант, — доложила Игушева. — Доставить Сахарову в отдел нет никакой возможности ввиду болезни.