– Она мне далеко не безразлична, – произнес Шура, чувствуя, как в нем поднимается злость, – но я не могу вам ничего рассказать. Лиза никогда не посвящала меня в свои дела.
– Но, тем не менее, вы сопровождали ее в Москву на второе посвящение и даже вмешались в ход обряда, – сказал декан. – Или это была коллективная галлюцинация особо одаренных людей? В протоколе указано, что некий молодой человек неопределяемой эмотивной матрицы присутствовал при обряде посвящения, едва не сорвав его, а потом молниеносно исчез, прихватив с собой знающего мага Голицынскую. И вы говорите, что не в курсе?
Шура закрыл глаза, физически ощущая тяжесть свалившейся на него информации. Слишком, все это слишком; интересно, если бы он не убежал от Лизы, не оставил ее почти месяц назад, не вычеркнул из своей жизни, удалось бы ему защитить ее хоть как-то?
– Позвольте мне предположить то, что предположила госпожа Самсонова – та, которую вы схватили во время обряда, – начал Гамрян. – Вы – доверенное лицо Елизаветы Анатольевны, она держит вас в курсе своих дел и связей и именно с вами нужно общаться тому, кто хочет выяснить правду о госпоже Голицынской. Вполне возможно, что вы знаете того, у кого появился мотив для расправы. Теперь скажите, прав я или нет.
– Ничего я вам не скажу, – рассердился Шура. – Потому что на самом деле ничего не знаю. Потому что мне страшно, черт бы вас побрал. А если вам так надо меня пытать, берите и читайте мои мысли! Умеете, наверное.
Выпалив все это декану в лицо, Шура вдруг обмяк, словно из него выпустили воздух, и силы его полностью ушли в никуда – в возможность исключения, потому что говорить с деканом факультета в таком тоне довольно-таки опасно. Однако Гамрян, вопреки Шуриным ожиданиям, не стал раздувать конфликт по типу «на кого гавкаешь, салага?!» Он просто вынул новую сигарету и спокойно произнес:
– Ваши мысли, Александр, невозможно прочитать. Чьи угодно, только не ваши – уж не знаю, почему. Никто не собирается вас пытать и мучить… А если я стараюсь вывести на чистую воду того, кто попробовал убить одного из нас, моего хорошего товарища и вашу любимую, кстати, женщину, то это все-таки повод мне помочь. – Он сделал длинную паузу и добавил: – Вы не находите?
– Я не знаю, – выдохнул Шура, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Лиза лежала где-то при смерти, а он не успел, не захотел, струсил. Предал ее, если говорить до конца точно и откровенно – потому что она надеялась на него и, возможно, звала на помощь, когда серо-голубая ледяная игла входила в ее грудь на два пальца ниже левой ключицы. Гамрян молчал и виделся Шуре размытым сквозь влажную пелену. – Я… испугался ее, понимаете? Она была чересчур…