Катерина Васильевна на мгновение перевела дух и почти выкрикнула:
– Остепенись, Аришка! Ты об чем думала, када замуж за него шла?
– Я, мама, думала, что он таким не будет, – оправдывалась Арина.
– Думалка твоя в другом месте была, вот и не думала, – оборвала Катерина Васильевна. – А в каком другом – и без меня хорошо знашь. И вот вам, дорогие, доченька и зятек родный, мой сказ: помру, тада делайте что хотите. А при мне – чтоб тише воды и ниже травы были!..
И дальше продолжали жить, только раскол промеж них не суживался, а наоборот – углублялся и расширялся. Тут и теща – мать Арины – померла. Схоронили, отвели девятины, сороковины, до полгода не дотянули – Арина собрала свои манатки, схватила детишек в охапку – и за ворота, потому как в последние годы проживали в Федоровом дому. Какое-то время пожила с детишками у дальних родственников, потом купила небольшой домишко – благо начальство не отказало в ссуде.
С тех пор и поврозь.
Между тем шли один за другим годы, деревенские посудачили-посудачили на их счет, да, видно, пристали Арина с Федором, так и не помирились. Разлад между Кривулиными люди отнесли на счет Арины, мол, гордая больно, занозистая. Федора же искренне жалели, рассуждая в том духе, что, мол, мужики все одинаковы, да семья важнее, могла бы Арина Понкратьевна и не перегибать палку. Не барыня, мол, с дитенком взял ее Федор, как своего принял… Во-он и сейчас ставший взрослым неродной Федору Анатолий принародно Кривулина отцом величает. Знать, не в Кривулине дело-то, а в ней, в Арине Понкратьевне…
Погоревал-погоревал оставшийся один в дому Кривулин, но делать нечего. Да и люди горевать не дали – без Арины-то деревенские особенно зачастили с просьбами о помощи. Он же никому не умел отказать – вот и ездили на нем все кому не лень, о чем при случае пеняла и Арина.
– А че мне делать? – разводил руками. – Идут, просят – как тут откажешь?
– Так же и вертихвостке какой не можешь отказать? – поддевала.
– Пушшай не лезут, – твердил свое и поворачивался в другую сторону от бывшей супруги.
– Пу-ушай… – передразнивала в след бывшему мужу. – Как был дураком, так дураком и помрешь.
Так бы и жил себе, да в один роковой для него июльский день простудился на покосе. День тот был особенно жарким, и Федор распотел. Ни с того ни с сего набежали тучи и подул ветер. Поглядывая на небо, надеялся успеть докосить.
Не успел, а вот под дождь попал. Да не под дождь, а под настоящий ливень, так что до дому добрался насквозь промокшим. Пока распрягал Тумана, окончательно замерз. На ночь по привычке принял пару стопочек спирта, принес из сеней старый овчинный тулуп и накрылся им поверх одеяла, думая за ночь прогреться.