— Сашурик, с тобой ничего не случилось? — спросил я, стоя посреди палаты.
Она лежала все в том же положении.
— Нет, — ответила Александра.
Но потом все же сбросила с головы одеяло и повернулась ко мне.
— Какая-то ты не такая в последние дни.
— Я думаю, Шурик, — с горечью произнесла Александра, — для чего все это мне выпало? Му́ка такая! Если б людей спасла, подвиг совершила — тогда другое дело. А то так… нелепость одна.
— Выжить после такой травмы — тоже подвиг. — Я собрал мусор с тумбочки. — У тебя убирали сегодня?
— Убирали. Это я снова насорила, — улыбнулась Сашура.
— Ты, Сашурик, удивительная! Ты такой сильный человек! Если честно, я тебе иногда завидую, — признался я.
— Кому и позавидовать, как не мне! — со слезами в голосе прошептала она.
— Нет, понимаешь?.. Ты никогда не раскисаешь, всегда веселая. А я от каждой маленькой неприятности прихожу в такое дикое уныние, а то и отчаяние — хоть в петлю!
Мне показалось, что последних моих слов Александра даже не слышала. Она сидела на кровати и с какой-то отчаянной задумчивостью глядела перед собой.
— Саня, я хочу тебя попросить, — прошептала Сашура, откашлялась и заговорила громко: — Понимаешь, Костя последний раз у меня был четыре дня назад. Он приходил каждый день — и вдруг… Может, он заболел? Ты не мог бы сходить к нему?
Я вспомнил, что действительно видел Костю в последний раз на прошлой неделе. Вошел, чтобы сделать Сашуре подкожный вечерний укольчик (это мне давно доверяли). Он держал руку Александры. Она что-то говорила ему, и лицо у нее было спокойное, ясное. У Кости же, наоборот, вид был и смущенный, и возмущенный одновременно.
— Могу, конечно, к нему сходить.
— Я не хочу никого просить из наших знакомых.
— Я зайду, сегодня же зайду к нему, — торопливо пообещал я.
— Запиши адрес.
— Я запомню, говори.
— Некрасова, семь, квартира пятнадцать. Это за Октябрьской первая улица.
— Да знаю я, где Некрасова!
— Шурик, ты иди. Мне сейчас на пересадку. Надо с духом собраться.
Вечером я отправился к Косте. Доехал на автобусе до Октябрьской улицы, а затем дворами прошел на Некрасова.
— Здравствуй, Костя. Поговорить надо, — сказал я кудрявой голове, высунувшейся из двери на мой стук.
Не сказать, что он очень обрадовался мне. Это видно было по его растерянно-хмурой физиономии.
Мы прошли на кухню, уселись с разных концов кухонного стола, и я начал:
— Александра решила, что ты заболел.
— Здоров. Что со мной сделается?.. — вздохнул Костя.
— А что тогда не приходишь?
— Пока у нее было критическое состояние, — раздраженно сказал Костя, — я ходил. Каждый день ходил. А теперь пусть отвыкает.