— Куда, куда? — перебил его Смирнов.
— В райисполком, — повторил Ночевкин. — Справки кое-какие навести.
— Ну, и?..
— Ну, и пошел. Через час вернулся и опять начальника спросил. А начальник все еще с совещания не возвращался. Тогда Трындин решил пообедать и по участку прогуляться. Больше я его не видел. А в пять все это случилось.
— Подробности, подробности, Ночевкин! Что он о визите в райисполком говорил?
— Говорил, что чертовщина какая-то получается, путаница, не понять ничего…
— А что он хотел понять?
— Кто его знает. Наверное, об этом с начальником хотел посоветоваться.
— Страна Советов, — сказал Смирнов. — Спасибо тебе, Ночевкин.
— Так помог чем-нибудь? — обрадовался старший лейтенант.
— Еще как!
Суббота была, ленивая летняя суббота. Алик уехал на дачу, к жене своей, умильной бабке Варе, которая пасла там свою любимую внучку Ксюшку. Уехал временным, на два дня, подпаском. И для Романа суббота была святым армянским семейным днем. Так что приходилось гулять в одиночестве.
Смирнов доколдыбал до центра. У чумового «Детского Мира», на остановке сорок восьмого троллейбуса с устрашающей табличкой «Посадки нет», пользуясь видимыми признаками своей инвалидности, влез в салон, выбрал местечко посимпатичнее (справа по ходу у окна) и стал ждать водилу, который ушел отмечаться. Кипела вокруг московская толпа, в которой не было москвичей, и это была — Москва. Пришел водила из контрактованных, судя по неумелому франтовству, — тоже Москва.
Троллейбус повернул на Кузнецком мосту и через Большую Лубянку поплыл к Сретенке. Москва, Москва! Мещанская, Крестовский мост, Ярославское шоссе. Вот и сельскохозяйственная выставка.
К входу в полуцилиндр «Космоса» Смирнов добирался довольно долго — не по его ногам стала эффектная лестница. У входа бдел швейцар. Но на что-то хитрое имеется кое-что с винтом. Смирнов извлек книжечку. Книжечка была красного сафьяна с золотом. Такие простым смертным не дают. Швейцар Смирнова пропустил.
Колбасился в вестибюле кое-какой иностранец — деловой, пробегали чрезвычайно озабоченные наши отечественные дамочки, благоухая французской парфюмерией, безмерно загруженные работой; вольно раскинулся в креслах многочисленный, из всех трех республик Кавказ, рационально использующий заслуженный отдых.
Бар искал самостоятельно, без расспросов. Нашел-таки в конце концов по табличкам, благо, знал, как слово «бар» по-иностранному пишется.
Мило, очень мило, главное — малолюдно. Не время еще, не вечер; лишь в углу настойчиво наливалась шампанским четверка молодых громадных скандинавов, да за стойкой тихо грустил под импровизацию Дейва Брубека искомый Денис. Повезло на этот раз. Только вот опять на высокий стульчик лезть.