Верочка встретила нас на веранде. Она сразу поняла, кто болен.
— Ох-ох-ох! — всплеснула она руками, глядя на меня.
Мне сунули градусник. Я едва сидел.
— Тридцать девять и семь! — торжественно объявила Верочка, глядя на градусник. — Ну-ка, рот открой!
— А-э-э, — чуть не подавился я.
— Так и есть! Ангина начинается! Ты перекупался!
— Ничего я ни пере… ку… — попытался возразить я. — Я только… о-д-дин разок…
Зубы не дали мне договорить.
— Иди ложись на кушетку да то самое место готовь!
Верочка уже доставала шприц и ампулы с лекарствами.
— М-может, не надо? М-может, таблетку какую-нибудь? — попросил я пощады.
— Да, — поддержал меня Лёнчик, — чего зря дырявить человека?
— Сочувствующих просим удалиться! — Верочка уже стояла со шприцем наготове.
Я закусил губу.
— Ой! Ой-ой-ой!
— Да ладно тебе! Ничего страшного.
— Ага, вам хорошо говорить! — не согласился я с докторшей.
Верочка потрепала меня по волосам.
— Мне хорошо, а ты — терпи! А провожающий еще здесь? Марш в павильон! — повернулась она к Лёнчику.
Он тут же испарился, но не факт, что отправился в павильон. В лагере наверняка нашлось бы немало мест, достойных его внимания и исследования.
Через секунду я уже не думал о Лёнчике.
Я лежал на койке в изоляторе, на чистой, белой простыне, укрытый одеялом в белом пододеяльнике. Мне становилось тепло, и я потихоньку проваливался в сон.
Но я еще не спал… Я смотрел.
В свете заходящего солнца, рядом со стеклянной дверью моей палаты, возвышалась гора. Она была так близко, что мне даже показалось, что моя белая постель стоит прямо на ее склоне.
Я уже не понимал, наяву или во сне вижу эту гору, покрытую желтоватой, выжженной солнцем травой. Не понимал, наяву ли слышу стрекот кузнечиков и жужжание пчел, или это в моей голове что-то гудит и стрекочет. Все вокруг переливалось, блестело, жужжало и стрекотало… Неправдоподобно синяя полоска моря вдалеке казалась нарисованной.
Вечерние ароматы нахлынули на меня и словно унесли в неизведанные края. В края несорванных цветов, непуганых мотыльков, прозрачных стрекоз и свободно прыгающих кузнечиков.
Так, глядя на эту гору, я и заснул.
Я проснулся только на следующее утро. Мне полегчало, перестало знобить, но голова гудела, и болело горло.
Вера Петровна еще разок меня уколола и дала какие-то таблетки. Потом принесла мне в кружке что-то теплое и душистое.
— Полощи горло! Можешь и попить.
— А что это? — поинтересовался я.
— Это я тебе здешних трав заварила. Чудо, а не травы! Максимально возможная экологическая чистота в наше время, учти. Завтра здоров будешь. Давай полоскайся. Я тебе вечерком еще заварю.