– Нормально.
– Может, выпьем кофе?
– Нет, спасибо, не беспокойтесь.
Чтобы обрести равновесие и прийти в себя, я стал задавать обычные в таких случаях вопросы:
– Вокруг тела были какие-нибудь следы?
– Нет, похоже, тело оставили там ночью, и утренний дождь все смыл.
– Вы представляете, как расположено место преступления по отношению к монастырю?
– Я видел снимки. На вершине утеса, над аббатством. Тело нависало над монастырем, словно вызов. Явная провокация.
– Я слышал, что это сатанинское преступление. Там были какие-нибудь символы, особые знаки? На самом теле или вокруг него?
– Я не в курсе.
– А что вы можете сказать о самом убийце?
– С технической точки зрения все достаточно ясно: химик, ботаник, энтомолог. Хорошо знаком с человеческой анатомией. Не исключено, что он патологоанатом! Кроме того, он бальзамировщик. Только бальзамировщик наоборот: он не предохраняет тело от разложения, а ускоряет этот процесс. Он дирижирует, играет с разложением… Своего рода художник. Это человек, который годами готовился к задуманному…
– А с жандармами вы об этом говорили?
– Конечно.
– И им удалось добиться успехов?
– У меня сложилось впечатление, что они не слишком усердствуют. А судебный следователь и капитан жандармерии все хранят в полной тайне. Как знать, может, у них что-то есть…
Я вспомнил Корину Маньян с ее тигровым бальзамом и глотающего слова капитана Сарразена. Что они способны предпринять, чтобы раскрыть подобное преступление? Я заговорил о другом:
– Вы видите здесь связь с убийством дочери Симонис в 1988 году?
– С тем делом я плохо знаком. Но по-моему, между этими убийствами нет ничего общего. Манон утопили в колодце. Конечно, это ужасно, но совсем не похоже на изуверскую казнь Сильви.
– Почему же «казнь»?
Вместо ответа он пожал плечами. Во время нашего разговора он встряхнулся, распрямился и держался уверенно, а теперь снова ссутулился и, как прежде, выглядел покинутым всеми обломком кораблекрушения.
Я настаивал:
– Как по-вашему, какую цель он преследует?
Он помолчал, подыскивая слова:
– Он – Властелин тьмы. Ювелир Зла, который действует из любви к искусству. Не думаю, что он испытывает наслаждение. Я имею в виду сексуальное наслаждение. Повторяю: он – художник, который руководствуется абстрактными побуждениями.
Я понял, что больше ничего не смогу из него выжать, и в заключение попросил:
– У вас не найдется копии протокола вскрытия?
– Подождите здесь.
– Может, у вас сохранились и образцы лишайника?
– У меня их даже несколько. В вакуумной упаковке.
Он исчез за дверью и через несколько минут вручил мне матерчатую папку: