Кто-то из присутствующих поднял руку. Замошский сидел за отдельным столиком. Я прошел между столами и присоединился к нему. Остальные не обратили на меня никакого внимания.
– Хорошо выспались?
Поляк указал мне на стул напротив. Я сел, сожалея, что не выкурил сигарету, когда был на улице. Теперь уже поздно. Я опустил глаза на сервированный завтрак. Стол был накрыт на двоих – на белой камчатной скатерти блестели хрустальные бокалы и серебряные приборы. Я прикрыл лицо рукой:
– Мне очень жаль. Я не знал, который час…
– Да я сам только что встал. Мы пропустили мессу. Ешь.
Этим утром переход на «ты» казался вполне естественным. Я не знал, что выбрать. Меню было славянское. Соленая рыба, разложенная тонкими ломтиками, черная икра горкой, черный и белый хлеб, соленые огурчики и множество красных ягод: морошка, брусника, малина. Я удивился, где священники могли раздобыть такие ягоды в это время года.
– Водки? Или слишком рано?
– Скорее кофе.
Нунций взмахнул рукой. Из тени появился священник, бесшумный как призрак, и принес мне кофе.
– Где мы находимся?
– В монастыре бенедиктинок, в Старом городе.
– Бенедиктинок?
Замошский наклонил голову. Его острый нос блестел на солнце.
– Время «шестого часа», – сказал он доверительным тоном. – Пока сестры молятся в часовне, мы пользуемся этим, чтобы позавтракать.
– Вы живете в одном монастыре с женщинами?
Движением ложки Замошский снял верхушку яйца, сваренного всмятку.
– Четкое разграничение. Мы не можем заниматься никакой совместной деятельностью.
– Это весьма… неординарно.
Он вынимал яйцо из скорлупы, которую придерживал двумя пальцами.
– Совершенно верно. Кто станет искать священников, особенно нашего профиля, в монастыре бенедиктинок?
– А каков ваш профиль?
– Ешь. Что не во вред, то на пользу, как говорят у нас.
– Какой у вас профиль?
Нунций вздохнул:
– Ты решительно янсенист. Ты не умеешь пользоваться жизнью. – Он доел яйцо и отодвинул стул. – Возьми с собой чашку, поешь позже.
Я предпочел выпить кофе одним глотком и обжег горло. Пока я приходил в себя, Замошский уже стоял в дверях.
В галерее полосы света и тени от колонн образовали черно-белый рисунок. Как ни странно, холод добавлял контрастности этой картине. Прелат перешагнул порог и стал спускаться по лестнице, которая странным образом вела прямо в Средневековье.
– Мы устроили офис в подвале.
Перед нами открылся равномерно освещенный туннель без видимых источников света. Каменные стены были покрыты многовековой патиной, но всюду господствовал дух современности. Когда Замошский приложил указательный палец к биометрическому аппарату, у меня больше не оставалось в этом сомнений. Внешняя картина жизни крепости была мне уже знакома, теперь мне открывалась ее сердцевина.