Почти все утро Том писал письмо Гринлифам. У него было такое чувство, что мистер Гринлиф тревожится сейчас насчет Дикки еще больше, чем тогда, когда встречался с Томом в Нью-Йорке. Мистер Гринлиф считал – и Том знал его мнение на этот счет, – что переезд Дикки из Монджибелло в Рим не просто причуда, но ошибка. Попытка Тома представить свои занятия живописью в Риме как нечто конструктивное провалилась. Мистер Гринлиф сделал по этому поводу уничтожающее замечание вроде того, что ему жаль, что Дикки вообще продолжает истязать себя живописью, ибо должен был бы уже знать, что художником становится вовсе не тот, кто способен увидеть прекрасный пейзаж или разглядеть перемену в освещении. На мистера Гринлифа почти не произвел впечатления и тот интерес, который Том проявил к бумагам компании «Бурк – Гринлиф» (мистер Гринлиф выслал их ему). Все это было далеко от того, чего Том желал добиться: что он приручит мистера Гринлифа, компенсирует необязательность Дикки и равнодушное отношение к родителям, которое тот проявлял в прошлом, снова попросит у мистера Гринлифа денег и получит их. Теперь у мистера Гринлифа денег вряд ли попросишь.
«Береги себя, мама. Смотри не простудись. – (Она писала, что зимой простужалась четыре раза и провела Рождество в постели в розовой шерстяной шали, которую он прислал ей среди рождественских подарков.) – Если бы ты носила такие же прекрасные шерстяные носки, какие прислала мне, то ни за что бы не простудилась. Я этой зимой не простужался, а в Европе этим вполне можно похвастаться… Мама, что тебе прислать отсюда? Мне нравится делать тебе подарки…»
Прошло пять дней. Том провел их спокойно, в одиночестве, но вполне приятно: он бродил по Палермо, иногда заходил на часок в кафе или ресторан и читал путеводители и газеты. Как-то выдался мрачный день, он нанял экипаж и отправился в Монте-Пеллигрино, чтобы посетить знаменитую гробницу святой Розалии, покровительницы Палермо, изображенной в виде знаменитой статуи, которую Том видел на иллюстрациях в Риме. Она застыла в исступленном восторге, – впрочем, психиатры определяют это состояние иначе. Гробница показалась Тому ужасно забавной. Увидев статую, он с трудом удержался, чтобы не захихикать: женщина с пышными формами стоит, откинувшись назад и протянув вперед руки, взор ее затуманен, губы полураскрыты. Не хватало только, чтобы она еще и тяжело дышала. Глядя на статую, он подумал о Мардж.
Том посетил какой-то византийский дворец, библиотеку Палермо с ее картинами и древними потрескавшимися манускриптами под стеклом, исследовал гавань, подробный план которой имелся в путеводителе. Без всякой цели сделал набросок с картины Гвидо Рени и запомнил наизусть длинную цитату из Тассо, высеченную на одном из общественных зданий. Потом написал письма Бобу Деланси и Клио в Нью-Йорк. В длинном письме Клио он рассказал о своих путешествиях, развлечениях и разнообразных знакомствах с тем же пылким энтузиазмом, с каким Марко Поло описывал Китай.