– А в Неаполе кто-нибудь есть? – спросил Мак-Каррон.
– Насколько я знаю, нет.
– В Риме?
– К сожалению, я не видел его в Риме среди друзей.
– Вы никогда не встречали этого художника… э-э… Ди Массимо?
– Нет. Лишь один раз его видел, – ответил Том, – но я с ним не знаком.
– Как он выглядит?
– Да мы и виделись-то мельком на улице. Я оставил Дикки, который собирался с ним встретиться, одного, поэтому меня близко не было. Ростом пять футов девять дюймов, лет пятидесяти, черные волосы с сединой – вот и все, что помню. Довольно плотного телосложения. Помню, на нем был светло-серый костюм.
– Гм… ну хорошо, – рассеянно произнес Мак-Каррон, записав услышанное. – Ну что ж, пожалуй, этого достаточно. Большое спасибо, мистер Рипли.
– Всегда рад. Удачи вам.
После этого Том несколько дней просидел дома, что на его месте сделал бы всякий, выжидая, пока поиски пропавшего друга не развернутся вовсю. Он отказался от трех или четырех приглашений на вечеринки. Газеты снова стали проявлять интерес к исчезновению Дикки, воодушевленные присутствием в Италии американского частного сыщика, которого нанял отец Дикки. Когда фотокорреспонденты из «Эуропео» и «Оджи» явились, чтобы сфотографировать дом и его самого, он велел им удалиться, а одного особенно настойчивого молодого человека просто взял под локоть и вытолкнул из гостиной. Однако в течение пяти дней не произошло ничего важного – ни телефонных звонков, ни писем, даже от tenente Роверини. Порой Том ожидал самого худшего, особенно в сумерках, когда чувствовал себя более подавленным, чем в другое время суток. Он представлял себе, как Роверини и Мак-Каррон вместе развивают теорию о том, что Дикки мог исчезнуть в ноябре, думал о том, как Мак-Каррон проверяет, когда он купил машину, и нападает на след, разузнав, что Дикки не возвращался после поездки в Сан-Ремо, а Том Рипли приезжал, чтобы договориться о продаже принадлежавших Дикки вещей. Он вновь и вновь вспоминал о том, как мистер Гринлиф устало и равнодушно попрощался с ним в то последнее утро в Венеции, как-то и не по-дружески, и воображал себе, как мистер Гринлиф с чувством негодования возвращается в Рим, потому что все усилия найти Дикки безрезультатны, и неожиданно требует провести тщательную проверку Тома Рипли, этого мерзавца, которого он послал за океан на свои деньги, чтобы тот попытался вернуть домой его сына.
Но по утрам Том снова был оптимистом. Хорошо, что Мардж, несомненно, верила в то, что Дикки тосковал эти месяцы в Риме. Все его письма она сохранила и, наверное, покажет их Мак-Каррону. Замечательные, кстати сказать, письма. Том был рад, что так тщательно обдумывал их, когда писал. Мардж следует занести скорее в актив, чем в пассив. Как все-таки хорошо, что в тот вечер, когда она нашла кольца, он отложил в сторону свой башмак.