— Вы говорили, что нам хватит минут пятнадцати, не так ли? Боюсь, прошло намного больше времени, так что я, если больше никто не хочет ничего добавить, вернулся бы в гостиницу. Завтра мне рано вставать.
Никто не произнес ни слова.
Виктор допил воду из своего бокала и поднялся:
— Вы ничего не рассказали мне о капсуле.
— Все эти бумаги, — ответил человек, — находились в капсуле, обнаруженной во время закладки фундамента новой городской ратуши в 1901 или, возможно, в 1902 году. Как я уже говорил, она была не очень плотно закрыта, поэтому земля и влага проникли внутрь и повредили некоторые документы, копии которых находятся в переданной вам папке. И папку, и копии вы, конечно же, можете оставить себе.
— Спасибо, — поблагодарил Виктор. — А вы остаетесь?
— Остаемся, — ответил человек, а поскольку Виктор все еще стоял у стола, добавил: — Вы найдете гостиницу?
— Как тут не найти? — сказал Виктор, взмахнул в знак прощания рукой и вышел.
Ресторан располагался неподалеку от гостиницы, напротив железнодорожного вокзала. Номер Виктора окнами выходил во двор, и потому в нем было тихо. Он быстро разделся, влез в пижаму, лег на кровать и принялся рассматривать бумаги из папки. Они, конечно же, все были на немецком языке, слишком сложном для его элементарных познаний, полученных на многочисленных, но так и не завершенных курсах. Он понимал некоторые слова, а то и целые предложения, иной раз даже короткий пассаж, но суть все равно уловить не мог, особенно когда старался понять смысл самых старых текстов, оказавшихся наиболее поврежденными. Первый лист, на котором полностью сохранилось только название, должен был представлять, судя по заголовку, «отчет о видении Виктора Дугайлича, писателя и учителя». Текст занимал две страницы, но его невозможно было прочесть, кроме нескольких чудом сохранившихся слов. Прочие страницы были в более пристойном состоянии, за исключением одной, по которой, очевидно, прошлась рука цензора, потому что некоторые строчки были наглухо замазаны черным, а оставшиеся настолько не связаны между собой, что Виктору ничего не удалось понять. Где-то в середине текста ему показалось, что мелькнуло слово «концлагерь», но оно тоже ни о чем ему не сказало, поскольку он никогда не бывал в концлагерях, да к тому же и родился после Второй мировой войны.
Несколько скрепленных страниц являли собой устав, или правила тайного общества. Тут скудные познания Виктора в немецком языке отступили перед жесткими юридическими формулировками, оказавшимися для него неприступной крепостью. С протоколами заседаний правления тайного общества он справился легче, но его разочаровало то, что они в основном были посвящены административным вопросам. Виктор обратил внимание на имена членов правления, хотя они ему ни о чем не говорили. Знакомым ему показался только Курт Швиттерс, бывший членом правления с 1925 по 1932 год. Но почему известный дадаист, подумал он, заинтересовался каким-то безумным тайным обществом, посвященным еще не родившемуся человеку? И почему вообще «тайное» общество, а не открытое? Может, вся эта игра просто была проектом дадаистов, может, он был их ребенком, существующим в каком-то из их произведений, может, они сотворили его с помощью своих слов, как некую версию Голема в духе дадаизма?