Взгляд натолкнулся на Морти, сидевшую на другом конце стола, рядом с Лу. Улыбавшуюся своему жениху: улыбкой, в которой невозможно было различить боль.
Призрак хорошего настроения мигом растаял.
– Пойду немного подышу свежим воздухом, – сказала я, поднимаясь из-за стола.
Фаник кивнул, Восхт и вовсе не отреагировал – и, стремительно пройдя по бесконечному залу, я выскользнула в огромные двустворчатые двери.
Миновав анфилады, предшествующие выходу из дворца, я оказалась в саду. Здесь журчали фонтаны, мерцало стекло фонарей, благоухали осенними цветами пышные клумбы и шуршали на ветру ровные аллеи пёстрых крон, аккуратно подстриженных. Изящный, с чётко выдержанной композицией, этот сад напоминал о Петергофе – сильно отличаясь и от эльфийских, и от того, к чему я привыкла у дроу. Шатры и павильоны с разноцветными шёлковыми стенами, подсвеченными изнутри, не скрывавшие отзвуков голосов и звона чаш, чудесно вписывались в обстановку: они казались огромными бумажными фонариками, вот-вот готовыми взлететь. Дождливая морось заставила меня укрыться под ближайшим деревом – и, прислонившись спиной к шершавому стволу, застыть, вглядываясь в ночь. Без куртки, в одной тонкой рубашке я уже замерзала, но мне было всё равно.
В особые дни, неизбежно наступавшие каждый месяц, моё настроение всегда металось синусоидой. Сейчас наступили именно они – пусть и с задержкой, явно вызванной скитаниями между мирами и просто нервами. И навели меня на мысль, что в Риджию надо решительным образом привносить некоторые недостающие средства гигиены. Если приличное мыло, зубной порошок и даже щётки здесь были, то более интимные вещи – увы, а тряпочки в качестве заменителя меня не особо устраивали. Хорошо хоть обошлось без крючащей боли внизу живота и обычного трёхдневного приступа мигрени: Лод дал лекарство, которое я пила каждое утро, бесследно снимавшее все неприятные симптомы… лекарство, наверняка позаимствованное у Морти.
И наверное, из-за всего этого у меня на душе теперь и было так скверно.
– Почему ты ушла?
Услышав голос колдуна, подкравшегося из темноты, я вздрогнула.
– И не говори, что подышать свежим воздухом, – добавил Лод, пристально вглядываясь в моё лицо.
– Нет. – Я отвела глаза, уставившись перед собой. – Просто… – тяжёлый вздох невольно сорвался с губ. – Глядя на Морти… наверное, я до конца жизни буду вспоминать, что счастлива за чужой счёт.
Лод, ничего не сказав, прижал меня к себе. По случаю пиршества поверх штанов и рубашки он набросил не обычную рабочую мантию, а другую, шёлковую, имевшую право зваться праздничным одеянием. Ткань, гладкая и тёплая, пахла ароматами, к которым я уже привыкла, – полынью, свежестью и книгами. Потом, взяв меня за подбородок, заставил вскинуть голову. Поцеловал: недолго, твёрдо, решительно.