А ещё с непреклонной улыбкой попросил Повелителя дроу как-нибудь по секрету поведать, как нам удалось это провернуть: чтобы учесть ошибки на будущее.
– Если у нас с Лодом когда-нибудь дойдёт дело до подобного рассказа, – сказала я, – наша история будет не лучше.
– Насколько я знаю, он спас тебе жизнь, – заметил Восхт с ухмылкой. – Это романтично.
– А потом нацепил на меня ошейник и держал на коврике перед камином.
Колдун поперхнулся вином.
– Что, правда?
– Нет, конечно. К моменту, когда я поселилась на коврике у камина, с меня уже милостиво сняли ошейник. Так что я всего-навсего спала вместе с комнатной собачкой.
Улыбнувшись недоверчивому ужасу в глазах Восхта, я потянулась к блюду с фруктами: за время, проведённое у дроу, где меня не баловали свежими углеводами, я успела по ним соскучиться.
Забавно. А ведь сухое изложение фактов и правда звучит довольно страшно.
И насколько всё меняют маленькие детальки.
– Кто-то так и будет видеть в моей истории унизительную участь домашней зверюшки. Жалеть бедняжку… или презрительно морщиться от того, что меня, несчастную влюблённую дурочку, это не особо смущало. Видеть стокгольмский синд… извращённую привязанность жертвы к пленителю. И в истории Альи с Навинией – тоже. – Я с хрустом надкусила бочок большого красного яблока. – И попробуй докажи, что в обоих случаях всё либо совсем не так, либо куда сложнее.
– А надо ли доказывать, если кто-то не способен сам этого понять? – философски заметил Фаник, и я была с ним согласна.
Мы занимали места на скамье за почётным столом, ближайшим к королевскому возвышению. В душном воздухе мешались запахи специй и женских духов, жареного мяса и цветочного вина, мёда и свежевыпеченного хлеба. На светлых каменных стенах висели знамёна: серое с серебром – Бллойвугов, жёлтое с чёрным – Сигюров, синее с белым – Бьортреасов, зелёное с золотом – владыки лепреконов. Пир обходился без танцев – хоть это и был праздник, но всё же печальный; лишь несколько музыкантов, сидя у подножия высокого стола, перебирали струны лютен, и мелодичные звуки взлетали под своды пиршественного чертога, словно сияющие птицы, которых когда-то мы с Лодом запускали в Айвентирри.
Доев яблоко, я сложила огрызок на краю серебряной тарелки с затейливыми вензелями. Окинула взглядом зал, увидев, как иные эльфы и люди любезно переговариваются с серокожими соседями по столу, и ощутила запоздалую гордость.
В Риджии наконец воцарился мир. А то недоверие, те раны, что ещё болят, рано или поздно уйдут. И всё наладится – не сразу, но обязательно…