— Идемте со мной, — сказал он.
Они прошли еще глубже в часовню, и Димитрис повел женщину в алтарную часть, где снял с крючка и накинул на шею епитрахиль, которая преобразила его в человека, наделенного властью отпускать грехи. В конце исповеди он возложит край епитрахили женщине на голову и произнесет разрешительную молитву.
Они сели друг против друга, и она начала говорить. Голос ее звучал так тихо, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы слышать.
— Мне так стыдно, — сказала женщина. — Мои грехи тяжелы.
— Господь простит вас, — произнес Димитрис. — Господь смоет с вас ваши грехи.
— Не думаю, что Он сможет простить, — прошептала она. — Потому что я не могу избавиться от желания. — Ее голос дрогнул от волнения.
— Он прощает все слабости, очищает вас от любого согрешения.
— Но каждую минуту, каждый час меня переполняет желание, и мною движет столь непреодолимая потребность, что я не могу противиться…
Голос женщины звучал хрипловато, сексуально, всколыхнул что-то в его памяти. Димитрис слушал, истекая по́том. Он пытался сосредоточиться на ее словах, но их смысл порою ускользал. В маленьком душном пространстве, казалось, становилось все жарче и жарче, наконец Димитрис начал хватать ртом воздух, голова у него закружилась. Он с трудом продолжал сидеть, вцепившись в край стола, чтобы не упасть. Его вдруг осенила жуткая мысль: он понял, что это его, Димитриса, грех никогда не будет прощен.
…Когда сознание вернулось к нему, он лежал на холодном каменном полу. Женщина исчезла. Она выбежала, как только Димитрис рухнул в обморок, и сообщила о случившемся послушнику, который теперь прикладывал влажную тряпочку ко лбу священника.
Он лежал без движения, мучимый воспоминанием о своем детском грехе — не проходило и дня, чтобы он не пытался заглушить его, но в этот момент прошлое опять нахлынуло на него.
Это случилось за год или около того, перед тем как он покинул дом и отправился в семинарию. Яннис позвал брата в комнату бабушки. Йайа вместе с матерью уехала на похороны. В ее комнате был параллельный телефон. Не в первый раз Яннис звонил по горячей линии некой Наталии. Он и прежде говорил с ней, но на сей раз заставил Димитриса выслушать, что́ она готова сделать со страждущим подростком. Желание, овладевшее им, было чувством незнакомым и всеподавляющим, а когда Яннис сунул ему под нос порнографический журнал, перед его мысленным взором возник образ обнаженной Наталии — крашеной блондинки с жемчужной кожей, необъятными грудями, волнистыми волосами.
Ее монолог был прерван хлопком входной двери. Димитрис уронил трубку, но отец уже вошел в комнату.