– Вы жонглируете словами, сочиняете многословные диалоги, но не пытаетесь влезть в душу. Вы решили, что наша пара должна пережить ад, и вот теперь мы его переживаем, с каждым днем все больше и больше, такой ад, что даже ваше богатое воображение не поможет вам этого представить. Я знаю, что такое сильнейшая физическая боль, но это ничто по сравнению с тем, что он чувствует ежедневно.
Она кладет на стойку сто франков и встает с табурета.
– Сделайте что-нибудь для человека, которого я люблю.
Нельзя отпускать ее, не покончив с этим маскарадом. Я хватаю ее за руку. Встревоженный бармен приближается к нам.
– Прежде чем уйти, вы покажете мне свои шрамы.
Она с силой вырывает руку и вызывающе смотрит на меня.
– Это настолько же в ваших интересах, как и в наших.
Был только один эпизод, где показывались ее шрамы, и гример потратил почти два часа, чтобы нарисовать их. Хотя теперь и он может быть в сговоре с ними!
– Отпустите меня!
Во мне поднимается волна ярости, однако бармен оттаскивает нас друг от друга, хватает меня за лацканы пиджака и бросает на стол. Стол переворачивается, и я оказываюсь на полу.
Милдред исчезла.
Медленно поднимаюсь. Бармен приказывает мне убираться.
– Эта девушка зашла сюда впервые?
Вместо ответа он хватает меня за воротник и выталкивает на улицу. Я оглядываюсь в поисках Милдред.
Спрашиваю у прохожего, который час.
Без двадцати два.
Неужели ты никогда не спишь, Господи?
Ты решил не оставлять меня в покое, пока я не пойму? Не беспокойся, я уже понял. Могу даже пересказать Тебе твой внутренний монолог: «Бедный Марко, ты хотел сыграть наравне с великими, ты бросил мне вызов на моей территории, но Я покажу тебе, что такое драматическая ситуация, ложный след, кульминация. Ты узнаешь, что такое приключения».
Ополчись на других, ведь они виноваты не меньше меня. Ты один только знаешь, где скрываются Матильда, Луи и Жером и чем они сейчас занимаются.
Где вы, ребята?
– Это он?
– Конечно, он.
Ко мне направляются два типа.
– Узнаешь нас?
Конечно, я вас узнаю. Вы – Брюно и Джонас. Однако не прошло и минуты, как Милдред меня одурачила, и поэтому я уже ничему не удивляюсь. Да, вы хорошо все продумали, но я не собираюсь принимать участия в вашей мизансцене.
– Так ты нас узнаешь?
Худшее оскорбление для актера – не узнать его.
– Моя физиономия ничего не говорит тебе?
– Нет, ничего.
– И моя тоже?
– Думаю, вы меня с кем-то перепутали, ребята.
За кого они себя принимают, эти актеришки? До того как им достались роли в «Саге», они были никем. Без нас они так бы и остались никем. А теперь они требуют, чтобы я признал их право на существование, признал, что они действительно существуют.